Про «Войну и мир» сейчас ожесточенно спорят: не лучше ли убрать ее из программы, поскольку это трудно, скучно, непонятно и т.д.  Я так не думаю. Обычно «Война и мир» проходит у нас весело, легко, и все ее прекрасно понимают.

Мне даже кажется, что это очень юная книга и она точно попадает «в возраст» десятиклассников. Попробую выложить здесь примерную запись уроков по роману. Ничего особенно нового и революционного в ней нет. Эта система уроков вполне укладывается в русло «московской методической традиции». Ее филологическая основа – разбор «Войны и мира», сделанный С. Г. Бочаровым.

Единственная серьезная трудность – это добиться, чтобы класс к началу работы прочитал хотя бы первый том (лучше, конечно, два). Больше всего мешают этому две вещи: лень и страх перед огромным текстом, да еще начинающимся с разговора по-французски. Со страхом борюсь так: разрешаю для начала прочитать «как получится»: боишься философских рассуждений – пропускай их, не любишь «про войну» – читай «по диагонали», сосредоточься на мирной жизни и судьбе героев. Главное, чтобы ребята убедились – читать «Войну и мир» совсем нетрудно, потом мы все равно вернемся к важным эпизодам.

Против лени приходится применять некоторое насилие. Обычно мы проходим эту тему раньше,  чем «Преступление и наказание», в самом начале третьей четверти. (Смысл в том, что общая для обоих романов часть проблематики у Толстого «подается» проще и потом можно будет опереться на его трактовку наполеоновского мифа). И вот в начале декабря предупреждаю, что пора читать «Войну и мир», а в конце – провожу письменную работу по первому тому (чтобы все убедились: дело серьезное). Отметки за нее можно отнести уже в следующий семестр.

Работа проходит так – и об этом ребята предупреждены заранее. Каждый получает листок с небольшим отрывком из романа (какой-то яркий, запоминающийся эпизод) и должен продолжить ровно с этого места. Как будто каждый из них – автор, остановившийся вчера на этом месте. Сколько писать? Сколько успеете минут за 10 – 15. Как писать? Так, чтобы было похоже на стиль Толстого. В случае неудачи после каникул можно будет пересдать. По втрому тому проверка проходит так же, по третьему и четвертуому - иначе, и об этом дальше.

Урок 1. Замысел. Смысл названия. Особенности жанра

На этом уроке нужно рассказать о замысле «Войны и мира» и о том, что такое роман-эпопея и чем она отличается от просто романа (провести опрос по биографии Л. Н. Толстого, возможно, повторить проверочную работу по тексту и проч.).

1) О замысле. Первая идея: «Война и мир» – роман исторический. Эпическая дистанция между событиями и временем его создания – 50 лет. Примерно как от нас до Великой Отечественной. Едва это осмысливают, огорошиваю постулатом: всякий исторический роман пишут на самом деле для того, чтобы решить современные проблемы. Прошлому задают вопросы своего времени, потому что исторические закономерности можно рассмотреть только на расстоянии. Вообще обычная романная эпическая дистанция – лет 10. Тургенев гордился тем, что мог сократить ее лет до 2-3 (но не всегда выходило удачно). Толстой обдумывал глобальные проблемы – ему понадобились грандиозные события и дистанция в полвека. Так вот, интересно бы понять, какие современные (то есть 60-х годов 19 века) проблемы решает Толстой на таком историческом материале. Ход рассуждения: главное событие 60-х – реформы, предопределившие на десятилетия судьбу России (в первую очередь – реформа крестьянская). Решалась судьба страны и народа, но у народа, как всегда, не спросили, какого счастья он хочет. Некрасов ответил на это поэмой, а Толстой – романом, в котором, по его словам, любил «мысль народную» – мысль, в частности, о том, что историю вершит народ, а не «великие люди». Это отлично доказывается на примере войны 1812 года, когда именно народная война спасла страну от Наполеона.

Вторая мысль. Материал этот привлек Толстого не случайно, а по вполне понятной причине. После смерти Николая I из Сибири разрешено было вернуться выжившим декабристам. Толстой первоначально хотел написать роман, в котором действие происходило бы в 1856 году, чтобы взглянуть на реформы незамутненным взглядом отбывшего каторгу и ссылку Пьера и его же словами вынести суд. Однако, ставя в центр романа декабриста, Толстой вернулся к 1825 году. Этого оказалось мало: к 1825 году взгляды декабристов вполне сложились, а сформировали их события 1812 года. Но начинать с побед 1812 года тоже было «нечестно», и Толстой начал с русских поражений 1805–7 годов. А когда добрался до 1812, писать дальше уже не имело смысла: все главное было сказано. В одном из вариантов роман назывался «Все хорошо, что хорошо кончается»; этот принцип сохранен и в окончательном тексте.

2) Жанровое своеобразие романа.

«Война и мир» — роман необычный. Ничего похожего по замыслу в русской литературе до него не появлялось. Попробуем определить, в чём же его отличие от других романов, уже знакомых русской публике к 60-м годам 19 века. Возьмём для сравнения роман И.С. Тургенева «Отцы и дети».

На доске и в тетрадях составляется таблица-сопоставление.

                           «Отцы и дети»                                  «Война и мир»

Количество героев               15–20 героев                                     Более 600

Время действия        Два месяца,

с эпилогом — полгода                                С эпилогом — 15 лет (1805–1820)

Что лежит в основе сюжета           

Судьба героя (нескольких героев)                   Судьба народа (в том числе и героев)

Если первые две строки говорят в основном о количественных различиях, то последняя — о качественном отличии эпоса от романа: герой эпоса — народ, герой романа — индивидуальная личность (Бахтин М. Эпос и роман). Обратим внимание на этот пункт. «Война и мир» не эпос и не роман в чистом виде, это роман-эпопея. Здесь судьбы героев тесно связаны с судьбой всего народа.

Вопрос на проверку понимания:

— Какие ещё романы-эпопеи вам известны?

Обычно называют «Тихий Дон» М.А. Шолохова и «Властелина колец» Д.Р.Р. Толкина, иногда и другие тексты: в фэнтези этот жанр популярен.

3) Своеобразие «Войны и мира» как романа.

Итак, «Война и мир» сочетает в себе черты эпоса и черты романа. Существует множество разновидностей романа. Какие из них вам известны? Черты каких вы видите в романе Л.Н. Толстого?

В ответах могут прозвучать самые разные определения: рыцарский, детективный, фантастический роман и т.д. Из ответов нужно выделить (или подсказать) следующие жанровые определения:

— исторический роман;

— семейный роман (история возникновения семьи Безуховых–Ростовых);

— философский роман, переходящий местами в чисто философское сочинение.

— Есть ли в «Войне и мире» какой-то главный герой?

Мнения могут разделиться. Чаще всего главным героем «Войны и мира» называют Пьера Безухова. Он причастен ко всем важнейшим событиям романа, присутствует в нём от начала до конца. Л.Н. Толстой сумел ввести Пьера даже в такие эпизоды, где тот, казалось бы, никак не мог появиться — например, в описание Бородинского сражения.

Домашнее задание. Это очень важный момент для всей последующей работы.  Предлагаю разделить всех героев романа на две группы. Не по внешним признакам (национальность, пол и проч.), а по внутренней совместимости. К примеру, Пьер и Элен Безуховы никак не «уживутся» в одном лагере, зато Элен прекрасно подойдет компания А. П. Шерер – и так далее. Если какие-то герои не захотят укладываться в схему, можно выделить их в разряд «спорных», чтобы потом о них поговорить отдельно.

Урок 2. Система образов романа

Итак, мы будем иметь дело с романом-эпопеей, в котором присутствует огромное количество героев. Мы даже затруднялись выделить среди них главного. Однако, читая роман, мы легко ориентируемся в этом множестве лиц. Отчасти это происходит благодаря дару Л.Н. Толстого, который создаёт очень яркие образы даже эпизодических героев. Отчасти — благодаря той ясной, убедительной системе, в которую он выстроил все образы своей эпопеи. Дома вы должны были проверить гипотезу о том, что почти все герои «Войны и мира» легко делятся на два лагеря.

Переносим на доску таблицу, составленную одним из учеников (или общими усилиями). Она достаточно предсказуема, а если это не так, класс бурно выражает своё несогласие в процессе обсуждения.

Примерный вид таблицы (заголовки появятся в конце работы).

Лагерь «мира»                                  Лагерь «войны»                       Спорные случаи

Ростовы (кроме Веры)                     Вера Ростова                           Соня

Болконские                                          м-ль Бурьен                              Лиза Болконская

М.Д. Ахросимова                                А.П. Шерер                                Борис Друбецкой

В. Денисов                                           Берг                                             Долохов

Капитан Тушин                                  Офицеры-карьеристы             Старый князь Болконский

Капитан Тимохин                              (имена)                                         Александр I

Дядюшка, Анисья                             Курагины                             

Русские солдаты                              Карагины

Платон Каратаев                              Растопчин

Багратион                                          Даву

Кутузов                                               Наполеон

Список «спорных» героев варьируется, но всегда присутствует. Спор о них (обычно очень жаркий) нужно остановить после первого обмена репликами.

— Может быть, нам легче будет договориться, если мы, имея перед глазами два «бесспорных» столбца, сумеем понять, по каким критериям сформированы эти «лагери»? Запишите в тетрадях ваш вариант этих критериев. Время ограничено: 2–3 минуты.

Предлагают разные критерии. Нужно обратить их внимание на то, что некоторые этические «штампы» к системе Л.Н. Толстого неприменимы. Так, и самые его любимые герои могут быть эгоистами, страстно желать своего личного счастья (и не думать всегда только о других), поступать жестоко и несправедливо по отношению к близким людям. Толстой не пытается изобразить «идеальных» героев — он хочет сделать их как можно более живыми и правдоподобными. Абстрактное деление на «положительных» и “отрицательных” в духе классицизма вообще неприменимо к вершинному реалистическому роману. В процессе обсуждения находим следующие критерии.

•          Цели. Чего герой хочет добиться в жизни? Важнейшая мысль Толстого: есть цели истинные (семья, любовь, спасение своей страны и т.п.); их достижение приносит человеку чувство удовлетворения и делает его счастливым. Есть цели ложные: карьера, власть, богатство, любовные «победы» и т.п. Их достижение не может насытить душу человека, а потому те, кто за ними гонится, воистину «ненасытны». (Напомним слова Толстого: тот, кто съест два обеда, возможно, получит удовольствие, но не достигнет своей главной цели: он не насытится, а только испортит себе желудок.)

•          Средства для достижения целей. Второй важнейший критерий. Герои первого «лагеря» хотят быть счастливы, но не за счёт других. И если им случается добиться исполнения своих желаний, причинив боль ближним (как старый Болконский — княжне Марье, а князь Андрей — Лизе), они тоже от этого страдают. Герои второго лагеря всех окружающих рассматривают исключительно как средство для достижения собственных (к тому же и ложных) целей. Так, князь Василий пытается получить наследство графа Безухова, а потом ловко женит Пьера на Элен, чтобы это богатство не ушло из рук его семейства. Счастье Пьера его нисколько не интересует, равно как счастье княжны Марьи — её он сватает за Анатоля. Сам Анатоль хочет увезти Наташу буквально как вещь, которая может удовлетворить его минутную прихоть. О том, чем это обернётся для девушки, он не задумывается ни на минуту.

•          Совесть. То страдание, которое испытывают герои первого лагеря, причинив боль или вред другим людям, совершив нечто бесчестное. Герои второго лагеря этого чувства совершенно лишены.

•          Естественность. Любимая мысль Толстого: ложные (постыдные) цели и бессовестные средства их достижения герои второй группы вынуждены скрывать под маской внешнего приличия. Они постоянно играют роль, изображая из себя то, чем на самом деле не являются (умных, добрых, честных людей, истинных патриотов и т.д.). И наоборот: люди по-настоящему добрые, честные, совестливые ведут себя в романе, как правило, естественно: им нечего скрывать и нет нужды притворяться. К тому же и цели, которые они ставят пред собой, по мысли Толстого, естественны для человеческой природы (на вступительных уроках шла речь о влиянии Ж.Ж. Руссо и его педагогической теории на формирование толстовских взглядов).

•          Народность. Способность разделять мировоззрение простого русского народа, чувствовать так же, как простые люди. С точки зрения Толстого, именно простой народ является носителем и хранителем истинных нравственных ценностей (подробнее об этом речь пойдет позже).

Ученики могут назвать ещё несколько важных критериев, не являющихся, однако, универсальными. Например, часто называется (в том числе и в специальной литературе) способность героев к развитию. Действительно, герои второго «лагеря» статичны. Однако статичны и такие совершенные, с точки зрения Толстого, герои, как Кутузов и Платон Каратаев: они показаны в романе уже достигшими вершины, их путь остался «за кадром». И наоборот: среди героев «спорных» есть как минимум один, кто сильно изменяется по ходу действия — но не в лучшую, а в худшую сторону. Это Борис Друбецкой.

Сформулировав основные критерии, по которым строится система образов романа, обратимся к тем самым «спорным» героям.

Борис Друбецкой попадёт во второй «лагерь»: в романе он на наших глазах выбирает свою цель в жизни (богатство и карьера) и отказывается от всякой надежды на настоящее счастье (вместо Наташи — Жюли Карагина).

Старый Болконский не меняет убеждения на карьеру (живёт в опале) и хочет видеть своих детей счастливыми и достойными людьми. Он бывает жесток и несправедлив, но сам от этого страдает, а перед смертью просит у дочери прощения. Это герой первого «лагеря».

Лиза Болконская должна бы относиться к первому лагерю почти по всем критериям: она хочет любви и семейного счастья, она никому не делает и не желает зла. И на фоне светского кружка маленькая княгиня выглядит на редкость естественной (и князь Андрей её когда-то полюбил за лучшие её черты, не за одну лишь красоту). Однако Лизу растили для света, а потому её взгляды и понятия искажены: она не понимает, почему князь Андрей хочет сам участвовать в войне и добиваться славы подвигами, когда она прекрасно может через свои связи устроить ему какую угодно карьеру. И естественность её на фоне настоящих, действительно естественных отношений пропадает. Лиза ведёт себя, как заводная кукла, повторяя по пять раз одну и ту же фразу. Оставим её в «спорном» столбце: она принадлежит второму лагерю, но она его жертва.

Спор о Соне на этом уроке лучше не начинать. Учитель обещает, что у всех желающих будет возможность высказаться об этой героине письменно, в сочинении. То же и Долохов. Если не найдётся ученика, который сразу даст исчерпывающую нравственную оценку этому герою, вопрос о нём стоит оставить для самостоятельной творческой работы.

Оценка императора Александра I в романе однозначна, но для учеников она иногда бывает неприемлемой в силу их монархических пристрастий. Иногда кто-нибудь оспаривает и толстовскую оценку Наполеона (реже — Кутузова). Говоря об этих героях, нужно подчеркнуть, что они такие же персонажи романа, как и вымышленные герои. Ни в коем случае нельзя отождествлять их с реальными историческими лицами. Толстой хочет романом доказать свой взгляд на ход истории и роль отдельных личностей в этом процессе. И он, в пылу полемики с историками своего времени, бывает несправедлив.

— Подумайте, как соотносится получившаяся система образов с названием романа?

Ученики могут задать вопрос: а в каком смысле употреблено в названии слово «мир»? Ведь это очень многозначное понятие. Даже если вопрос не задан, нужно обратить внимание на то, что в старой орфографии «мир» в заглавии читался как отсутствие войны, однако в тексте романа обыгрывались и другие значения: мир — единство, гармония отношений, некая общность и любовь между людьми.

Ответ на вопрос не всегда очевиден для школьников. Некоторые с удивлением отмечают, что в обоих лагерях много людей военных и много таких, кто никакого отношения к армии не имеет. Тогда необходимы дополнительные вопросы:

— А все ли военные одинаково относятся к войне? И нет ли у понятия «война» каких-то дополнительных смыслов — как и у слова «мир»?

В первом лагере («лагере мира») офицеры воюют так, чтобы по возможности сохранить жизнь солдатам; они — как и автор — предпочли бы не воевать совсем, хотя им не откажешь в храбрости и полководческих талантах. Солдаты не испытывают ненависти к своим противникам, видят в них людей. Где бы ни подвизались «герои мира», они стремятся создать вокруг себя мир в широком смысле слова — некое гармоничное единство («Да здравствует весь мир!» — как радостно кричит Николенька Ростов).

Во втором лагере войну ценят как верный способ достичь цели: извлечь из неё выгоду и сделать с её помощью карьеру. Одни ищут простого повышения по службе, другие — как Наполеон — хотят встать над всем миром. Жизнь других людей в их глазах ничего не стоит: другие — только средство, сколько бы их ни было, единицы или сотни тысяч. Точно так же относятся к людям и те герои этого «лагеря», которые, казалось бы, не имеют отношения к войне: князь Василий и Элен Курагины, к примеру. И точно так же, как Наполеон, Элен сеет вокруг себя раздоры, разрушения, несчастья. Война есть только крайнее выражение определённой жизненной позиции — мы уже поняли, какой.

— Ко всякой ли войне Л.Н. Толстой относится так плохо?

Этот вопрос иногда задают сами ученики. Или просто говорят о противоречии: Толстой называет войну делом, противным совести и человеческой природе, но в его романе война 1812 года оказывается событием спасительным, не давшим злу восторжествовать на свете.

Современные школьники совсем незнакомы с диалектикой, потому вряд ли удастся объяснить им в конце урока суть этого диалектического противоречия. Достаточно понять, что война 1812 года действительно стала войной против войны. Это наглядно видно даже при беглом сопоставлении двух полководцев: Наполеон воюет ради войны, Кутузов — ради того, чтобы с войной было покончено. В определённом смысле эти герои являются своего рода «предводителями» — каждый своего «лагеря». А отношение к войне — ещё одним (но тоже не универсальным) критерием, по которому разделены герои романа.

Оговорим специально: раз это критерий не универсальный и даже не основной, мы не сможем употреблять наше рабочее название двух групп в серьёзных сочинениях и ответах (особенно экзаменационных). Такая терминология не является общепринятой, но суть разделения она передаёт достаточно точно. Эти лагери отчётливо противопоставлены друг другу — как в названии романа противопоставлены война и мир.

— Как называется резкое противопоставление образов или понятий?

Это антитеза. И мы можем записать, что антитеза — это главный композиционный принцип романа «Война и мир».

Домашнее задание. Сравнить два приёма, показанных в начале романа: вечер у Анны Павловны Шерер и именины у Ростовых.

Урок 3. Семья и салон.

Начиная разговор, напоминаю, что антитеза – универсальный принцип этого романа. Здесь все дано в сопоставлении. В данном случае – два праздника. Второе вводное замечание: в обоих случаях мы имеем дело с экспозицией. Это первое знакомство с героями, введение читателей в курс дела.

Далее идет фронтальный опрос с фиксацией каждой находки.

                        ОБЩЕЕ

Его не так уж много.

– В обоих случаях мы в среде высшей знати.

– Везде говорят о политике, о будущей войне.

– В обоих домах присутствуют Пьер Безухов и Анна Михайловна Друбецкая, которая хлопочет ради сына (в Питере – пристраивает его в гвардию, в Москве – добывает денег на обмундирование).

                        РАЗНИЦА

– В Москве и в Петербурге о политике судят по-разному: в Питере вынюхивают тайные интриги и придворные слухи и стараются попасть в тон с мнением двора, в Москве – от сердца, от души, хотя, может быть, и наивно.

– У А.П. Шерер немецкий экономный прием с чаем – и только. У Ростовых большой именинный обед на 80 персон; зовут всех. Ростов хлебосолен, не считает денег (и разоряется).

– У А.П. Шерер гостей встречают разными улыбками в зависимости от его положения в обществе. Ростов всем одинаково рад, улыбается тоже одинаково.

– К А.П. Шерер приезжают не потому, что хотят ее видеть. Здесь все устраивают какие-нибудь дела: князь Василий договаривается посватать Анатоля к княжне Марье, Анна Михайловна хлопочет за Бориса, большинство пытается уловить политические намеки и настроения двора и т.п. Одна княгиня Лиза думает, что это просто собрался дружеский кружок. У Ростовых действительно семейный праздник, и гости приезжают веселиться (кроме той же Друбецкой). Разве что кто-то хочет приобщиться к хорошему обеду…

– Разговоры в салоне – своего рода ширма для закулисных интересов, поэтому «говорильная машина» должна крутиться ровно, без перебоев, но и без лишнего энтузиазма. Да никому темы бесед и не интересны так уж сильно – главный-то интерес в другом. Поэтому хозяйке приходится изыскивать гостя-угощенье, который будет в этот вечер главным «говорильщиком», светским особам вроде Лизы Болконской – заучивать готовые «топики» для поддержания беседы и повторять их по пять раз в разных домах. Кроме того, Анна Павловна строго следит, чтобы никто не разговаривал чересчур увлеченно: это может разрушить декорации; поэтому она пресекла интересный разговор аббата с Пьером и присоединила их к безопасной общей говорильне.

А граф Ростов, наоборот, любил стравливать пару спорщиков (Шиншин и Берг) и с удовольствием слушать горячие дебаты.

– В салоне все чопорно и прилично, начиная с приветствия тетушки (вспоминаем «Отцов и детей»: незамужняя Анна Павловна, принимая мужское общество, очень нуждалась в присутствии пожилой родственницы) и кончая реакцией на идиотские рассказы Ипполита. А у Ростовых гораздо свободнее, там домашняя атмосфера даже среди гостей. И танец Данила Купор, и Марья Дмитриевна, которая отчитывала Пьера, «засучив рукава» своего парадного платья.

– В салоне одни взрослые, и атмосфера «взрослая», а у Ростовых в празднике участвуют дети, и выходки Наташи на самом деле и создают атмосферу настоящего праздника. (Кстати, надо обратить внимание, что Наташа танцевала с Пьером, хотя перед этим устроила неформальную помолвку с Борисом).

                        ВЫВОДЫ

Мы видели, как идет жизнь в двух противоположных «лагерях» романа. Точнее, мы видели, что любимые герои автора действительно живут полной и радостной жизнью, а нелюбимые жизнь буквально имитируют, причем получается это довольно скучно. Скучающая физиономия князя Андрея, конечно, дань моде – отчасти, но в большой степени это вполне естественная реакция человека, который хочет жить по-настоящему, на этот скучный балаган.

Кроме того, мы видели, что даже в высшем свете, кроме вполне искусственной салонной жизни, бывает и вполне естественная жизнь семьи – и насколько же она полнее, радостней и лучше.

Домашнее задание. Итак, «форма существования» любимых героев Толстого – семья, а нелюбимых – салон. Однако семьи в романе тоже разные, а принцип антитезы работает и внутри одного «лагеря». Отсюда задание: сравнить Ростовых и Болконских как две «породы» – общее и разница.

Урок 4. Ростовы и Болконские

Это опять разговоры, в данном случае – с фиксацией на доске основных свойств тех и других (доска пополам, каждому клану по столбцу). Сначала, как всегда, про

            ОБЩЕЕ

– Это любимые герои – в основном.

– В каждой семье есть «по уроду»: у Ростовых – Вера, у Болконских – Лиза. Неидеален и старик Болконский, да и графиня Ростова по временам проявляет кое-какие свойства «светского общества»: хочет для Николая богатой невесты и третирует бедную Соню. Кстати, надо спросить, почему у них Вера такая выросла. Получится любопытная вещь: Вера – старшая (граф скажет, что с ней перемудрили), а графиня сама принадлежала высшему обществу и стала воспитывать ее по светским образцам – и вырастила куклу. Но саму ее жизнь в основном исправила. Ее девичья фамилия Шиншина (у Фета позаимствовал), это ее родственник – дипломат и светский человек, который учит Болконского политике и цинизму.

– В каждой семье есть сыновья и дочери (и приживалки).

– В обеих семьях сыновья собираются на войну.

– В обеих семьях родителей чтут и уважают.

– В обеих семьях родители хотят своим детям настоящего счастья.

            РАЗНИЦА

– Ростовы беднее и (как графы) менее знатны. Болконские – аристократы, которым и равных-то нет в романе.

– У Ростовых «полная» семья, но мать важнее, а отец ей подчиняется и угождает. У Болконских есть только отец, и его жесткая власть никем не смягчается.

– У Ростовых любовь выражают открыто, не стесняясь, у Болконских царит сдержанность, любовь глубоко в душе, а внешне почти не выражается.

– Ростовы живут безалаберно, по вдохновению, у Болконских все рассчитано, расписано по минутам, везде порядок (исключение – княжна Марья).  Тут можно позволить себе лирическое отступление о порядке и беспорядке. Спросить: а почему у Марьи беспорядок? И почему вообще у людей в комнате или на столе бывает беспорядок? И почему князь Андрей все разложил в шкатулки и чехольчики? Интересно, что они наговорят. Обычно приходят к тому, что человеку трудно жить под гнетом чужой (родительской) воли, и беспорядок – неосознанный протест или просто невозможность вписаться в неорганичные, чужие рамки. А когда начинаешь строить жизнь по собственному плану, тут-то и заводишь во всем свой порядок. Кстати, у Ростовых вдохновение вполне гармонично устраивает их жизнь; беспорядок там только в денежных делах. Видимо, все они живут вполне своей жизнью.

– Болконские – люди рассудочно умные, интеллектуалы. Даже бедную княжну Марью мучат геометрией. Спросить – зачем? Рассуждение отца всегда вызывает сначала смех: если дочка изучит геометрию, она станет умной, а значит, не позволит обмануть себя какому-то непорядочному жениху, который посватается к ее богатству, а значит, не будет несчастной. Потом кто-нибудь говорит: но ведь так и вышло? А кто-нибудь возражает: да, но не потому что она умела решать задачи, а потому что умела молиться. Как бы то ни было, но интуиции тут не доверяет никто. И даже музыка (стихия чувств) для Марьи просто тяжкая повинность, алгебра, а не гармония. Ростовы же не особенно умны (Наташа «не удостаивает быть умной», по выражению Пьера), зато очень чутки душой и очень музыкальны. И музыка для них естественна и радостна.

Это первые и очевидные вещи, которые называют всегда. А дальше начинаются непредсказуемые открытия. Например, такие вещи.

– У Болконских всегда есть цель жизни. Мужчины хотят стать великими государственными деятелями, Марья разрывается между двумя желаньями: иметь семью или уйти в монастырь. Но в обоих случаях они ставят перед собой цель, которая потребует всех сил души. Болконские живут на пределе возможностей, стремятся к совершенству во всем, что они делают. Но они не умеют просто жить, ни к чему не стремясь, никуда не двигаясь, особенно Андрей. Их существование можно изобразить в виде вектора. Ростовы никаких целей не имеют – только желания. Они не стремятся к совершенству в отдаленном будущем – они стараются каждый день и час наполнить до краев и сделать совершенством. Ростовы умеют жить здесь и сейчас всею душой, но при этом не надрываясь. Изобразить их жизнь можно с помощью любимого Толстым круга – символа завершенности, совершенства и покоя.

Есть два аспекта, на которые надо вывести разговор, если дети сами о них не скажут.

Во-первых, сравнить отдельно сыновей и дочек (ход знаменитого педагога Ильина). Где и кого лучше воспитывают? Получаются интересные вещи.

Сыновья. Очевидно, что мужское воспитание лучше удается Болконским. С сына много спрашивают, и он многое умеет. Николай по сравнению с Андреем и неуч, и растяпа. Впрочем, он намного моложе. Хорошо сравнить их кумиров: у Николая – император Александр, у Андрея – император Наполеон, с которым он собирается воевать (и мечтает победить). Первый вопрос – одинаково ли отношение к кумирам? Нет. Николай любуется и восхищается, Андрей – соперничает, хочет своего кумира превзойти. Второй вопрос вытекает из первого: а почему такой выбор? С Николаем все ясно: император – наглядный символ его патриотизма, и никаких посягательств на его исключительное положение. Занять место Александра никогда не смогут ни Ростов, ни Болконский. А вот Наполеон сумел занять трон, завоевать полмира только благодаря своим способностям и воле. Этим он дразнил талантливых европейских честолюбцев, не принадлежавших к знати (см. Стендаль). Но и родовитый князь Андрей хотел бы преодолеть ограничения русской монархической системы. Он мечтает о карьере Наполеона.

Дочки. Иногда говорят, что Наташа красива, а Марья – нет. Вот это и неправда: Наташа тоже некрасива. Но ее любили, ею восхищались, и внутренний свет свободно освещал ее существо так ярко, что никому в голову не пришло бы назвать ее некрасивой. А Марье вечно твердили, что она дурна. Внушили ей глубочайший комплекс неполноценности, вечное недовольство собой. Когда она об этом забывала, внутренний свет делал ее прекрасной (как Наташу – но по-другому, одухотвореннее). Мораль всегда вывожу так: вот будут у вас свои дети – не обижайте девочек, не внушайте им глупые мысли о собственном уродстве. И прислушайтесь к мнению Толстого: он мудрый человек, многое в жизни повидал, в свете был не последний человек. И считал, что красота – это менее всего какая-то идеальная внешняя форма, это огонь в сосуде, а не сосуд (по Заболоцкому).

Второй вопрос: так кто же лучше? Ростовы или Болконские? На эту удочку обычно никто не ловится. Все дружно говорят, что их нужно соединить в каких-то оптимальных пропорциях. Толстой тоже так рассудил – посмотрим, что из этого получится. Ильин, кстати, ставил вопрос иначе. Он спрашивал: кто хотел бы расти в доме Ростовых, а кто – в доме Болконских? И у него мальчишки выбирали Болконских, а девочки – Ростовых.

Домашнее задание. Вот мы и добрались до войны. Следующее задание – Шенграбен и Аустерлиц. Или только Шенграбен, но это затянет дело. Если спросят, как их сравнивать, то можно уточнить. 1) Ради чего даются эти сражения. 2) Сколько войск участвует с обеих сторон в том и другом случае. 3) Кто командует войсками с обеих сторон. 4) Как командуют (это очень важно). 5) Причины побед и поражений – как вы их поняли. 6) Отношение солдат к обоим сражениям.

Урок 5. Шенграбен и Аустерлиц.

Их стоит сначала разобрать отдельно, а потом сделать общие выводы.

                        Шенграбен

– Сражение вынужденное: надо спасать русскую армию, идущую на соединение со свежими войсками из России, от разгрома. Сражение принимает арьергард (комментируем слово) Багратиона, в котором изначально было 10 тысяч человек, но занять позицию и принять бой успели хорошо, если 4 тыс. Зато французов было около 100 тыс. Русские знали, на что и ради чего идут, и цели своей достигли: продержали французов почти сутки. Какой-то части арьергарда даже удалось благополучно отступить. Конечно, командовал французами не сам Наполеон (он как раз сообразил, что их надули, и гневно запретил вступать в переговоры – а именно они заметно затянули дело), но все-таки соотношение сил остается впечатляющим. Это первый случай, когда Толстой показывает, что такое «дух войска» и на что способны русские войска, когда им есть, за что сражаться.

– Всегда прошу рассказать, как Багратион командовал войсками. Выясняется, что никак. В мальчишеских классах иногда оспоривают эту точку зрения, доказывают, что полководец может и должен управлять действиями своих подчиненных. Но, поворчав, признают, что без средств связи – с одними адъютантами – оно было и впрямь затруднительно. Багратион у Толстого проводит очень грамотную психологическую настройку войск: он каждому командиру дает понять, что тот все думает и делает правильно. Это даст им уверенность во время боя, когда никаких приказаний и подсказок может и не поступить. По ходу дела замечаю, что есть вообще два типа начальников (классных руководителей – к примеру). Первый тип хочет, чтобы все делали строго по его указке, во все вникает, пишет множество инструкций, придирается и вообще обращается с подчиненными, как с марионетками – чтобы никакой инициативы (примерно так царствовал Николай I). Другой тип действует иначе: находит людей, расставляет их туда, где от них будет больше всего толку, – и дает свободу творчества. Так царствовала Екатерина II – самое эффективное у нас было царствование, по общему мнению историков. Багратион не играет в своих людей, как в шахматы (или марионетки), он рассчитывает на их инициативу.

– Что же дал такой стиль командования? Как действовали русские командиры? Тут много интересного и даже забавного. Можно начать с двух генералов, которые доказывали друг другу, кто «круче» (потому что карьера – дело главное, а сражение, неприятель и опасность – второстепенное). И страх проштрафиться перед начальством настолько больше страха перед неприятелем, что никакой француз такого генерала сломить и окружить не в силах. Другой вариант – капитан Тимохин, которого лично знал и Кутузов. Это суворовский солдат, внешне, естественно, самый заурядный, с красным носиком. Но он знает великую суворовскую мудрость: слова «отрезали» и «окружили» настолько относительны, что их не надо принимать всерьез. Кто смел, тот и «отрежет». Про его эпизод тоже одно удовольствие рассказывать: как его рота собралась сварить себе наконец каши, как зашла в лесок за дровами, а там – нате вам! – французы, так некстати. И как Тимохин бросился на них с тоненькой бесполезной шпажкой и такой пьяной отвагой, что французам не поздоровилось, и они тут же поняли, что это их «отрезали». Рассказываю, кстати, что в начале войны маршал Шапошников вывел из окружения много наших частей ровно потому, что придерживался именно такого мнения: кто, мол, еще кого тут окружил?

Ну и, конечно, все про капитана Тушина: и как он выглядел негероически (да еще без сапог), и как честь отдавал не по форме, и как с «дядей» своим советовался, и что воображал во время боя, и как с четырьмя пушками выиграл невозможное сражение. И как потом еще и неприятности на его голову посыпались – потому что настоящие подвиги не награждаемы, а наказуемы. Важные детали: Николая Ростова из боя вывез именно Тушин, причем вопреки приказу (а что он вообще делал по приказу?); идя отчитываться об оставленных пушках, споткнулся о древко знамени (для него в этих палках ничего важного нет – не то что для князя Андрея; раненый юнкер не в пример важнее); оправдываться он боится потому, что не хочет подвести другого командира. Если б не тот же князь Андрей, он бы еще и неприятностей нажил за выигранное сражение.

– Подробнее можно взглянуть на «главных» персонажей, участвовавших в этом деле: Долохова, Николая Ростова и Андрея Болконского. Долохов храбр, но занят устройством своих дел, сражение для него – средство выслужиться побыстрее. Николай ведет себя в ростовских традициях: естественно и без особой рефлексии. Кидает во француза пистолет, вместо того чтобы стрелять (инстинктивный бросок мальчишки), а потом жалеет себя: как это меня хотят убить? Меня ведь все так любят! Про князя Андрея надо посмотреть, как он выводил батарею Тушина. Он тоже в первый раз под огнем – и под каким огнем! Другие удирали сломя голову из-под того обстрела. Очень важно, как он сам себе сказал: «Я не могу бояться». Там, где Ростов забыл про все на свете, Болконский помнит в первую очередь о своей чести и гордости. Он и погибнет так в конце концов – не дав себе поступить инстинктивно и естественно.

– И, наконец, простые солдаты, русские и французские, перед Шенграбенским сражением. Этот отрывок надо просто найти и прочитать: про то, как они лопотали и смеялись, про то, как надо было побрататься и разойтись, а они непонятно почему спустя какие-то часы стали друг друга убивать… Толстой здесь впервые высказывается о войне от души. И прием свой любимый впервые демонстрирует: этот детский взгляд, наивный и непонимающий – не желающий понимать никаких взрослых резонов. Да что ни говорите – все равно бред: зачем русским и французским мужикам друг друга убивать? По большому счету – незачем. А вообще в этом конкретно случае русские стояли «за други своя», почему и вышли победителями в безнадежной, казалось бы, ситуации.

                                   Аустерлиц

– В этом сражении силы как будто равны, зато нет настоящего (по большому счету) смысла. Александр и немцы хотят насолить Наполеону и наконец-то его разбить. Чужая территория, ложная цель, причем союзники одновременно являются и соперниками. Нет никаких серьезных объединяющих мотивов, которые помогли бы собраться в сражении – это уже плохо. Еще хуже, что действующие лица этого не понимают и играют в войну, упиваются парадом, придают значение атрибутам. И даже  князь Андрей, уже достаточно повидавший, опять волнуется при виде знамен и мечтает о красивом подвиге. Еще не вполне поумнел…

– Командование (говорим только о наших – про французов скажем отдельно и чуть позже) формально в руках ученых немцев. Тут же два императора, которые одним своим присутствием будут мешать своим генералам. И, конечно, диспозиция Вейротера («первая колонна марширен, вторая колонная марширен…»). Простой вопрос: что делает Кутузов, когда все это читают? Спит. Почему? Обычно говорят про его опыт, интуицию, нелюбовь к абстракциям. Если так, спрашиваем иначе: у Вейротера плохая диспозиция? Откуда это известно? А та, которую придумал князь Андрей, лучше? Чем лучше? А почему Кутузов не придумал никакой? А почему взяли именно план Вейротера? И чем он безнадежно плох – если отбросить мелочи? В конце концов кто-нибудь все-таки скажет, что план Вейротера бессмыслен, потому что разведка потеряла противника. Глупо считать, что Наполеон будет подыгрывать своим врагам и поступать по плану, который они в прошлом году сочинили для учений. Куда должны идти эти несчастные колонны? Куда глаза глядят? Вот потому Кутузов и спал. И странно, что умный Болконский не заметил такую очевидную вещь. От остальных Толстой и не ждет ничего путного. Он еще раз подчеркнет эту императорскую безответственность, когда противник все-таки найдется и Кутузов будет медлить с началом дела, собирая силы. «Мы не на Царицыном лугу…» – обменяются они с Александром колкостями, но Александр ничего не поймет, а Кутузов уже знает, что спорить бессмысленно.

– Для сравнения посмотрим, как готовит к сражению свои войска Наполеон. Аустерлиц – одна из самых ярких его побед, а солнце Аустерлица войдет в легенды и поэмы (даже Маяковский о нем писал). Насколько русские (и немецкие) войска перед этим сражением рассеянны, настолько хорошо французы будут сконцентрированы на задаче. Наполеон дождется, когда солнце вынырнет из тумана, сфокусирует внимание на собственной особе и одним движением направит их вперед. Он без зазрения совести использует тут мифологию и архетип («солнечный миф», обожествление самого себя как некоего «сына солнца»), и это получается талантливо. Иногда вспоминаю тут богословские споры о том, существовал ли Христос. Когда «гиперкритики» стали утверждать, что это ведь всего лишь миф, остроумный католик заявил: тогда и Наполеон не более чем солнечный миф, а его маршалы – двенадцать знаков зодиака: вспомните солнце Аустерлица!  И как же удобно работалось, когда дети знали «Грибоедовский вальс» А. Башлачёва:

            Но он легко оценил положение

            И движением властной руки

            Дал сигнал о начале сраженья

            И направил в атаку полки.

Итак, Наполеон прекрасно знает: войскам нужен единый эмоциональный порыв, и на острие этого порыва он (решая попутно и другие задачи) ставит собственную персону. Можно сразу спросить, делает ли что-нибудь подобное кто-то из русских полководцев? Нет. Александр не против всеобщего обожания, но не умеет использовать его как инструмент. А Багратион и Кутузов такого себе не позволяют. Багратион пойдет под пулями – да, это будет честно. А про Кутузова кто-то может, забегая вперед, сказать, что перед Бородинским сражением он вместе с солдатами будет молиться перед иконой Богородицы, но из себя икону никогда делать не станет. Любить своего полководца можно, для дела оно даже и неплохо. Но умирать надо за что-то высшее.

– И все-таки одного взмаха руки Наполеону бы не хватило, чтобы выиграть большое и долгое сражение, тем более что тот же Кутузов сдаваться не собирался. В какой момент союзники проиграли? Если на такой вопрос не смогут ответить, можно спросить иначе: когда наши войска обозлились и потеряли дух атаки? Об этом сказано прямо: когда они уже готовились ринуться в бой (голодные, настроенные на смертельную схватку), а их остановили на несколько часов! Ради чего? А чтоб войска перевести с одного фланга на другой. Зачем? А чтобы симметрично было! Без комментариев.

– Кутузов все это понимал, но ничего не мог поделать: над ним встал император Александр. Интересно посмотреть, как действовал в этом сражении Багратион. Гениально! Он тоже все прекрасно понял и точно определил свою главную цель: не дать своим людям зря гибнуть в этой глупой мясорубке, спасти людей (главный принцип героев из лагеря «мира», даже если они полководцы). И отправил Ростова за приказом, точно рассчитав, что тот вернется (если вернется…), когда все уже будет кончено. А не вернется – что ж… мальчика жаль, но это одна жизнь, а не сотни жизней, растраченных на императорские забавы.

– О растраченных жизнях. Какой эпизод приводит Толстой, чтобы читатель ужаснулся? Тяжелая кавалерийская атака, в которой погиб цвет русской военной молодежи. «Кавалергарда век недолог…». Это ведь не абстрактные «войска» – это сыновья лучших русских фамилий. Но и в них сыграли, как в солдатиков.

– Можно спросить, почему красивый жест Наполеона привел французов к удаче, а красивый порыв Болконского (да еще со знаменем!) ничего в итоге не решил. А можно приберечь этот вопрос к разговору о Болконском. Но можно и тут заметить, что Болконский «собрал» всего лишь одну дрогнувшую часть, а Наполеон сумел рассчитать свой эффектный жест так, чтобы он подействовал на армию.

– Наконец, об одном необычном композиционном приеме: дурацкой присказке «Тит иди молотить», которую повторяют в обозе в начале и в конце сражения. Зачем она Толстому? А вот чтобы без лишних слов выразить ощущение бессмыслицы, досады, бессильной ярости… И опять те, кто был во всем виноват, ничего не поняли и ничему не научились.

Домашнее задание. Пора смотреть, чему и как учился Андрей Болконский. Аустерлиц – первый серьезный рубеж в его жизни. Надо составить план: путь князя Андрея к Аустерлицу. И закладки к каждому существенному эпизоду. Можно сразу предупредить, что дальше будем говорить о нем же, но в следующем томе. Пусть поторопятся дочитать.

Урок 6. Путь исканий князя Андрея. «Диалектика души»

Небольшая преамбула. Идея «диалектики души» как главного толстовского метода в изображении героев принадлежит Н.Г. Чернышевскому. Он отметил его еще в первых его повестях, но к «Войне и миру» эта идея тоже приложима, да еще как.

Диалектика – наука о движении, основанном на преодолении противоречий. Если развивается душа, она тоже преодолевает противоречия,  причем у каждой души они свои. Князь Андрей проходит долгий и очень интересный путь. Какое противоречие им движет – может ли кто-нибудь сразу его назвать? Обычно нет. А видит ли кто-нибудь закономерности его пути? Закономерности обычно видят: как и Пьер, князь Андрей то чем-то увлекается, то разочаровывается и впадает в хандру. Кто-то может сразу заметить, что движутся они при этом «в противофазе»: когда Пьер увлечен, Андрей разочарован, и наоборот. Могут даже сообразить, что первые увлечения Пьера (светская жизнь и «светская» женитьба) для князя Андрея остались в прошлом, за границами повествования, но они, безусловно, были – иначе откуда бы взялась княгиня Лиза и связанное с ней разочарованное и раздраженное состояние Болконского? Он и у масонов когда-то успел побывать (скажет Пьеру потом про белые перчатки), но это уже не так важно. Его путь начинается с разочарования в светской жизни и с увлечения войной. И весь первый том уйдет у автора на то, чтобы это увлечение развеять. Аустерлицкое сражение станет для Болконского моментом и разочарования, и прозрения. Значит, будем следить, как «количество» военного опыта будет постепенно перерастать в качество.

Сначала вкратце: зачем он едет на войну? За славой. Что он под этим подразумевает? В основном две вещи:

– любовь других людей, множества людей;

– некий героический поступок, который ему эту любовь обеспечит.

С. Бочаров специально оговаривал: представления князя Андрея о славе воспитаны его отцом и характерны для 18 века. Главное в них – честное заблуждение, что слава – это заслуженная любовь многих людей, что великая слава обязательно сопутствует истинному человеческому величию. Значит, он едет на войну, чтобы попытаться совершить что-то по-настоящему великое, измерить возможности, отпущенные его личности. При этом он, конечно, понимает, что успешную карьеру можно сделать и теми методами, которые предлагает его жена. Но война, по его мнению, раздает славу честно. Пример тому – Наполеон. Вот с этим мнением автор будет планомерно бороться вплоть до полного разочарования в нем князя Андрея.

Одно из внешних проявлений этого заблуждения – любовь к красивым атрибутам подвига. Это тоже эстетика классицизма: высокий подвиг совершается в высоком штиле, со знаменами, атаками, наградами и проч. Вот здесь простор противоречиям: Толстой будет показывать князю Андрею, что настоящий подвиг может быть лишен этих аксессуаров, а сами аксессуары могут оказаться дымовой завесой обычного карьеризма.

Этапы тут известные:

– отличия Болконского от других адъютантов;

– доклад о русской победе австрийскому императору и циничная лекция Шиншина о противоречиях между союзниками;

– эпизод с лекарской женой и ее повозкой: формально – рыцарский поступок, а по «штилю» низкая, некрасивая сцена (противоречие, которое князя Андрея эстетически оскорбило);

– Шенграбен во всей красе, особенно капитан Тушин, едва не наказанный за настоящее геройство, но начисто лишенный героических перьев (да еще – в назидание! – споткнувшийся о древко знамени);

– вид знамен перед Аустерлицем (урок не усвоен – сердце волнуется);

– диспозиция Вейротера (опять не понял и суется со своей);

– наконец желанный подвиг и ранение.

Этот эпизод – подробно. Хотел красивый подвиг – получил. Больше того, специалист по антуражу – сам Наполеон – оценил: «Какая красивая смерть!» Да, но красивая поза возникла из совсем некрасивой пробежки. Выясняем, как он тащил знамя и почему (а заодно – много ли проку было от знамени). И что видел перед ранением? Бессмысленную драку за банник (большой ершик для прочистки пушек – если кто не уточнил) – потому что на войне сплошной абсурд и никаких красивых картинок. Ну и под конец – каким видится ему теперь Наполеон. И кого он должен бы напомнить читателю – раз ездит по полю боя и любуется на трупы (очень отрицательный персонаж).

Теперь нужно заметить, что кроме разочарования в Наполеоне, войне и славе под Аустерлицем князь Андрей получает еще один «ответ» – тот, который дает ему небо. И ответ этот тоже приходит не на «ровном месте». Значит, был какой-то «вопрос». Какой?

Может быть, кто-нибудь скажет, что кн. Андрей ищет достойную и истинную цель в жизни. А небо покажет ему истинное величие. В любом случае фрагмент нужно прочитать, обратить внимание, что небо серое (а не голубое – частая фактическая ошибка), заметить, что ничего ни о каких истинных целях оно не говорит, – только показывает ложные и намекает, что все-таки истинное величие существует.

Понятно, что небо – это символ, иносказание, намек – на что? Точнее, на Кого? Это дети обычно понимают. Тогда возникает вопрос: а почему у Болконского раньше не было веры? Тут сразу вспоминают его вольнодумца-отца. Это опять 18 век и гордыня разума. Кто-нибудь обязательно вспомнить, как княжна Марья надела на брата спасительный образок и как этот образок ему потом вернули, испугавшись гнева Наполеона. Поверил ли князь Андрей в Бога после ранения, неба и чуда? Как ни странно, нет. Не совсем. Почему? Что ему мешает, какое противоречие? Эти слова надо найти и прочитать, они в самом конце первого тома: он не мог понять разумом, как бесконечный Бог мог поместиться в маленькой ладанке, которую княжна Марья надела ему на шею. Это очень важно осознать: в каком «обличье» князь Андрей способен увидеть и почувствовать Бога – в «конечном» или в «бесконечном»? Очевидно, что в бесконечном. Небо ему понятно, душа на небо откликается. А ограниченный, маленький образок непонятен. В нем нет величия, а Болконский тянется все-таки к «великому».

Тут нужно оглянуться на него самого. А сам он – большой или маленький? А в жизни он часто ли прибегает к ограничениям? Да без конца. Он педант, он любит правила, чехольчики и ларчики. И автор сделал его маленьким и не очень сильным физически (в отличие от Пьера). Он и знамя поднять не в силах, а в душе все-таки чувствует себя способным к настоящему величию. Впрочем, невелики ростом и еще два героя: Наполеон и капитан Тушин. Внутренняя сила и бесконечность совсем не связана с внешними атрибутами величия – это мы уже усвоили. Но вот что интересно: рванувшись было к бесконечному небу, Болконский выздоровеет и опять загонит себя в рамки правил и педантства. Забегая вперед: решив начать новую жизнь, он станет писать устав – свод правил и ограничений. Не странно ли для человека, чью душу вот так поманило бесконечное небо? Если никто не скажет, что бесконечность манит и пугает, потому что в земной жизни она невозможна, а значит, манит за ее пределы, настаивать не будем. Просто запомним и пойдем дальше, во второй том.

Домашнее задание такое же: путь князя Андрея: главные вехи.

Урок 7. Князь Андрей – том второй

Можно начать с новой попытки обобщений. Болконский на пароме сам назовет Пьеру «шаг» своих исканий, схему, по которой чередуются полосы его жизни. Когда он живет «для себя», ему плохо, когда «для других» – он воодушевляется, но неминуемо приходит к разочарованию и вновь замыкается в себе и своем маленьком мирке. Но это замкнутое, «ограниченное» существование никогда не приносило ему счастье. Это всегда насилие над собственной душой, а значит, и хандра, и раздражительность, и чувство, что жизнь проходит зря. Итак, в философском смысле душа его рвется к бесконечности (прочь от земли и земной жизни), но это цель чересчур отдаленная. А здесь, на земле, главное противоречие князя Андрея можно сформулировать так: он хочет жить не своей замкнутой жизнью (для себя, для семьи), а какой-то общей жизнью с другими людьми, но не может найти форму этой жизни.

Первой пробой был поиск «славы» (любви многих). Но война и даже подвиг не приблизили его к другим людям. И он опять замкнулся в себе. Он вообще эгоцентрик, всегда сосредоточенный на себе и не умеющий видеть и чувствовать других. Ему очень трудно пробиться за пределы своей личности, хотя он и страдает от собственного эгоцентризма. Да и ближние страдают тоже…

Итак, начинается том для Болконского в глубоком «минусе» и предельной замкнутости. Целью жизни провозглашена семья, а это равнозначно тому, что жизнь признана законченной.

Первый проблеск – разговор с Пьером на пароме. Чем Пьер сумел его поманить? Не масонством же? Нет, опять бесконечностью. Пьер заговорил о жизни за пределами земного бытия, и Андрей с ним согласился. Отчасти из-за своей вины перед маленькой княгиней, отчасти – потому что это его главная цель и радость. Символ этой духовной бесконечности – небо, и Толстой отмечает: он увидел на пароме небо впервые после Аустерлица.

Следующий этап – поездка в Отрадное, к Ростовым. Здесь он проснется по-настоящему, и дуб (еще одна символическая деталь) это наглядно покажет. Предупреждаю: только не надо писать: «Андрей Болконский – это дуб в весеннем лесу». Спровоцирует пробуждение Наташа Ростова. Надо понять: как и почему? Смотрим две сцены: как он ее увидел, подъезжая, и разговор с Соней. В первой сцене надо обратить внимание на то, что Наташе просто нет до него никакого дела. Она бежит и смеется какому-то своему «глупому» счастью. Она живет сама по себе. Во второй надо найти «ключевое слово» – небо. Соня тоже хорошенькая, но она равнодушна к небу, а Наташа, можно сказать, назвала пароль. И, уезжая, князь Андрей делает выводы – в своем эгоцентричном стиле. Раз жизнь не кончена в 31 год, надо, чтобы все про него узнали, даже эта девочка. Он все еще видит только один путь преодоления одиночества – «навязать» себя миру, заставить других приобщиться к его великой мудрости. И начинает сочинять военный устав (чтобы все и шагали по его правилам). Но все-таки это попытка вырваться из тупика.

Далее – комиссия Сперанского и снова разочарование в «деятельности для других». Опять великий человек, опять внутренняя ничтожность, скрывающаяся за неестественным смехом и зеркальными, пустыми глазами. Разоблачение прошло относительно легко. Спровоцировала его та же Наташа (просто своим присутствием и образом). Последний штрих – Болконский приложил свои абстрактные параграфы к старосте Дрону (народ – идеал более универсальный, чем Наташа) и удивился, как он мог так долго заниматься таким праздным делом.

Наташа в жизни Андрея – это самое сложное. Чтобы понять, каким открытием и обещанием она могла стать, прошу прочитать, какое впечатление на него произвело ее пение. Там четко названы все «ключевые слова»: он почувствовал слезы (возможность которых оказалась для него новостью) от противоположности между тем бесконечным, что заключалось в ее пении (душе) и тем конечным, чем был он сам и даже была она. Вот мы получили решение: бесконечное в конечном, душа без границ в маленьком, ограниченном человеческом теле. Небо на земле – только живи!

Почему не получилось? Пусть разбираются. Там, конечно, виноватых много. И семья Ростовых (была бы рядом мать – все бы обошлось), и семья Болконских (гордая и ревнивая), и уж, конечно, Курагины (Элен и Анатоль), и злодей Долохов, возможно, мстивший за отказ Сони. Наташа тоже виновата. У нее тоже есть противоречие: доверие своей интуиции и неумение придерживаться правил и ограничений. Ее подловили на гордости и тщеславии – все правда. Но есть мучительное несовпадение двух способов жить: Наташа, как все Ростовы, – ежеминутно, здесь и сейчас. А Болконский – исключительно в достижении какой-то отдаленной цели. Он отложил свадьбу на год и уехал – стремиться. А Наташа маялась из-за каждого пропущенного мгновения жизни. И вряд ли это противоречие между ними когда-нибудь удалось бы снять полностью. И вот еще что важно: ему не удалось обрести в Наташе абсолютный, совершенный идеал. А на меньшее он не умел соглашаться.

Домашнее задание. Теперь надо разбираться с исканиями Пьера. Они вроде бы единомышленники с Андреем, и поиски их кажутся похожими. Но главная «тема» у Пьера другая, и ее надо найти. Составляя план его разочарований, надо не пропустить «главный винт», свернувшийся у него в голове (в Торжке). И сделать закладки в нужном месте.

Урок 8. Искания Пьера

Преамбула. У Пьера самый долгий и сложный путь в романе. Есть внутренняя сторона его исканий и есть внешняя. С нее можно начать разговор.

У Пьера в начале совершенно уникальное положение: он человек «без обстоятельств». У него нет семьи и даже фамилии (он незаконный сын – то ли дворянин, то ли безродный, то ли Безухов, то ли нет, то ли богат, то ли нищ). Его воспитывали за границей, и он не знает свою родину (можно сказать, у него нет родины). Совершенно не знает людей, не понимает общества и его законов, ничего не знает о жизни. Он смотрит вокруг глазами ребенка и постоянно ошибается. Внешние его обстоятельства несколько раз изменятся. Он обретет семью и положение в обществе, но ошибется и станет несчастным. Потом он из всего этого сумеет выйти, а потом снова все обретет – но уже «правильно».

Можно спросить, чем Пьер отличается от князя Андрея. Возраст и семейное положение, конечно, существенны, но это дело наживное, важнее другое. Болконский – практик. Он терзает Пьера: какое поприще ты изберешь, где будешь служить (это при том, что оба – богатейшие наследники, могли б всю жизнь бездельничать). А Пьер – абстрактный теоретик, ему бы только умствовать. Даже когда что-то практическое затевается, Болконский может воплотить идею, а Пьер – нет. Андрей – человек дисциплины и самоограничения, а Пьер почти безволен, распущен и ленив. Андрей жесткий, часто жестокий, Пьер мягкий и добрый. И оба они вначале скептики и вольнодумцы.

Дальше можно просто рассматривать события в жизни Пьера, сразу обратив внимание на то, что абсолютно неспособен отличить добро от зла – и на практике, и в теории. Все честные слова кажутся ему условностью, все люди – хорошими, и поэтому он бесчинствует с Долоховым и Курагиным, не понимает, что дерутся за его наследство, и нелепым образом попадает в лапы своих врагов Курагиных. Ему кажется, что все знают, «как надо», не знает он один. Правда, у него есть интуиция, которая мешает ему сделать предложение Элен, но против напора старших Курагиных он устоять не в силах. Итак, первый этап его жизни: обретение «неправильной» семьи и жизни и «любовь ко всем», которая основана на слепоте и неумении различить добро и зло.

Потом дуэль с Долоховым, первое прозрение, первая ссора с Элен, в которой проявляется его настоящая сущность, ему самому (и другим) неведомая: он вдруг замахнулся на него мраморной столешницей с невероятной силой. Элен тут тоже показала настоящее лицо: завизжала… Пьер еще трижды с азартом обрушится на вопиющее зло: чуть не оторвет голову Анатолю и чуть не задушит француза-мародера. Он совсем не тряпка, только сам не знает этого.

По дороге из Москвы, думая, что убил Долохова, Пьер мучится в Торжке: у него в голове сорвался «главный винт». Про это надо прочитать и записать на доске слово: «релятивизм». Если Болконский не может соединить конечное с бесконечным, то в глазах Пьера все чересчур относительно (как честные слова) и нет критериев, чтобы отличить добро от зла. Каждый мерит своею выгодой, и получается, что все могут творить разбой… Это тоже форма (вернее следствие) безверия.

О разговоре с Баздеевым и опыте масонства дети расскажут сами. Церемонию приема в масонскую ложу хорошо соотнести с описанием оперного спектакля – то же «остранение» как прием, демонстрирующий ложь и фальшь. С благотворительностью тоже все понятно.

В итоге – положение отставного московского камергера. Можно обратить внимание на то, какой у Пьера мощный механизм психологической защиты. Он не желает видеть безнадежность своего положения – и не видит. Боится вылезти из книги, выпивает за обедом столько, чтобы перестать думать о бессмыслице существования. Кстати, не видит «в упор», в каких отношениях Элен и Борис Друбецкой, только удивляется, почему этот молодой человек вдруг стал ему неприятен – а раньше нравился.

Окончательное разочарование в масонстве стоит того, чтобы обратить на него внимание. Пьер все-таки пытается найти там какие-то скрытые истины, едет за границу и делает потом доклад.  Его реакцию на обсуждение доклада стоит прочитать вслух. Пьера поражает неспособность людей увидеть хоть что-то одинаково. Даже те, кто хотел с ним согласиться, услышали совсем не то, что он сказал. Какая уж тут истина, если каждый может увидеть только свое субъективное мнение? Релятивизм опять его ужаснул, и Пьер больше не ездил в ложу.

В конце второго тома у Пьера, как у всех любимых толстовских героев, дела идут из рук вон плохо. И, главное, нет никакой надежды: он влюбляется в Наташу, но женат на Элен… И лишь комета что-то обещает.

Домашнее задание. Путь других героев: княжны Марьи, Николая Ростова, Бориса Друбецкого. Можно задать по группам и послушать доклады.

Урок 9. Путь героев до конца второго тома

Все, конечно, зависит от того, насколько подробно все они уже были затронуты по ходу других разговоров. Вкратце «досье» на каждого такое.

                        Княжна Марья

Противоречие между желанием иметь свою семью-любовь-детей и порывом уйти со странниками, в монастырь и прочие заоблачные выси (семейная черта). Другое – между внешней «некрасивостью» (скорей, наверно, обыкновенностью) и внутренней красотой, которую она не может продемонстрировать «на заказ». Сцена, когда княгиня Лиза пытается ее принарядить,  ехидна и нравоучительна: не в платье красота и не в прическе (хотя и то, и другое запросто могут изуродовать…). Обе цели у княжны Марьи «правильные» и обе недостижимы: и жених совершенно непригоден для нормальной семьи, и отец никуда ее не отпустит. К концу второго тома у нее классическая безнадежная ситуация «хорошего» героя, из которой Толстой будет эффектно их вызволять с помощью войны.

                        Николай Ростов

О нем интересно говорить в сопоставлении с Андреем Болконским: оба прошли войну, оба увидели ее изнанку и неприглядность своих кумиров. Болконский перенес свой кризис очень тяжело: буквально умер и с трудом вернулся к жизни, но все уроки осознал и выводы продумал до конца (то есть отрекся от своих кумиров). А вот Ростов так не сумел. Его путь разочарования выглядит таким образом.

– «Да здравствует весь мир!» – восторг, с которым глупо как-то становиться военным.

– Страх и никчемность при подрыве моста (и неспособность критически взглянуть на эту операцию).

– История с Теляниным и полковником (дело о воровстве замято ради чести мундира).

– Не очень героическое участие в Шенграбенском сражении, выздоровление, отсутствие стыда за свою слабость (наоборот – способность вульгарно привирать и хвастаться, что раздражало Друбецкого, причем справедливо).

– Апофеоз влюбленности в Александра – Аустерлиц. Переживание за кумира и неумение извлекать выгоду из своей преданности.

– История с Денисовым (тот же Телянин ограбил теперь всех, поскольку пристроился к снабжению, где можно было воровать с размахом), попавшим под суд за вынужденный «разбой».

– Посещение госпиталя (и весь кошмар, который невозможно не заметить: гниющее мясо, обреченные люди, погибающие ни за что, брошенные, никому не нужные).

– Попытка подать прошение и весь фарс мирной церемонии (два императора «братаются»).

– Истерика Ростова, у которого совесть бунтует и орет. И что? Выводы? Никаких. «Я солдат, я должен не рассуждать, а выполнять приказы!» И вина побольше – чтобы совесть заглушить. Все. Ростов будет и дальше служить в том же духе – не рассуждая. Если армия начнет рассуждать, как Болконский, этак и армий не останется. Вот потому-то Толстой Болконского любит и уважает гораздо больше, чем Ростова.

Но и у Ростова все в итоге плохо, потому что он дал слово Соне, а семья на грани разорения и ему срочно надо бы найти богатую невесту. Между семьей и Соней он в безвыходных тисках, но и его война в итоге выручит             

                        Борис Друбецкой

А этот герой, наоборот, сумел устроить все свои дела, правда, ценой отказа от «правильных» ценностей. Если в начале он еще пытается доказать Пьеру, что у него есть достоинство и честь (хотя Пьер не понимает, о чем речь), то в конце продает себя расчетливо и дорого. Надо отметить, что дурному научила его не только маменька Анна Михайловна, но и Андрей Болконский руку приложил, продемонстрировав «неписаную субординацию» (пусть вспомнят, что это такое). И что Толстой непрямолинеен и в меру жесток к Борису: герою трудно окончательно потерять Наташу; ему гораздо симпатичнее княжна Марья, чем Жюли Карагина. Заодно надо посмотреть весь балаган с модной «меланхолической» помолвкой.

Итак, концу второго тома у «плохих» все хорошо, а у «хороших» – плохо. Мы совершенно не рассматривали знаменитые эпизоды в Отрадном: охоту и святки. Можно вынести их на сочинение, а потом (если никто не возьмет эти темы) кратко пояснить: охота – это «репетиция» войны, где каждый сам знает, как и что надо делать, а крепостной псарь и бедный «дядюшка» могут стать выше богатого графа. Сцена у дядюшки – это характеристика Наташи, ее «народности» (сделанная настолько «в лоб», что про нее действительно и говорить неинтересно). А святки – да, это очень интересно. Они пообещали счастье, которого во взрослой жизни не бывает. Слишком волшебное, слишком красивое, в чем-то ненастоящее, но все же его жаль. Толстой, как вспоминают, плакал, слушая Первую симфонию Чайковского («Зимние грезы»). А больше никогда вообще не плакал.

Уроки 10 – 11. Сочинение по 1 – 2 тому может быть небольшим (и даже классным, хотя времени жаль)

У меня накопились разные темы, и не всегда все они идут в ход.

                        Сопоставительные темы

Напоминаю, что сопоставление – это сначала общее, а разница – потом. И еще: в свете новых веяний (то есть ЕГЭ) имеет смысл найти эпизод, в котором герои сопоставлены самим автором, и от него отталкиваться.

– Наташа и Николай Ростовы (эпизод – когда в Отрадном Наташа говорит: вот кажется, что больше ничего не будет, а Николай поддакивает: и меня однажды в увольнение не пустили).

– Наташа и Соня (тут много эпизодов: ночь в Отрадном, например).

– Анатоль Курагин и Долохов.

– Князь Андрей и Борис Друбецкой.

– Соня и м-ль Бурьен.

– Княжна Марья и Жюли Карагина.

                        Другие темы

– Две улыбки Долохова.

– Николай Ростов на войне и «в миру».

– Хороший человек на войне.

– Лицедейство и лицедеи в романе.

– Красота обыденного (праздники и будни).

– Маленькая княгиня: внешнее и внутреннее.

– Мир детства в романе.

– Непрочное волшебство святок.

– Уроки охоты.

– Роль детали в портретах героев.

– Что может сделать музыка?

– Когда вечность глядит в глаза…

Далее – третий том.

Урок 12. Философия истории

Читаем и разбираем самое начало: как совершается великое событие? И вообще вся философия истории. Случайность, необходимость, воля, выбор, «роевая жизнь» и роль великих людей – в некотором внятном приближении.

Краткое вступление. Все рассуждения Толстого об истории – спор с большинством современных ему (и более ранних) историков. Испокон веков – то есть с античных времен – повелось писать историю как деяния великих людей. Таким образом, принято было считать, что все исторические события – это воля великих людей. Или воля богов . Или результат случайности. В принципе все равно – одной случайности или множества случайностей. Те, кто писал историю Наполеона, главным образом придерживались двух версий: удачи – это проявление наполеоновского гения (реализация его воли), неудачи – это результат несчастных случайностей (вроде насморка перед сражением). И надо было родиться Л.Н. Толстым, чтобы увидеть: эти версии несовместимы «по определению»: или воля, или случайность. Или же все происходит как-то совсем по-другому.

О роли случая – если считать всю нашу жизнь суммой случайностей – очень наглядно написал Р. Брэдбери в рассказе про экскурсию в прошлое, где посетитель, испугавшись динозавра, случайно раздавил бабочку и в итоге вернулся не в благословенную демократию, а в фашистского вида диктатуру – в своей стране, в том же году, откуда отправлялся в прошлое. Эволюция двинулась по другой цепи случайностей. Эта наглядная идея изо всех сил эксплуатируется авторами фантастических романов. Впрочем, и «волевой» вариант тоже востребован. Читала недавно книгу Н. Геймана, в которой мир изображается как некая «дуга» миров, в которой каждое существенное решение, предполагавшее волевой выбор, становится развилкой, где мир раздваивается: один идет одним путем, другой – другим. И миров этих мно-о-о-го… Мир как множество сосуществующих в разных измерениях вариантов – очень модная идея. Но фантастическая – авторы этого не скрывают.

Толстого же интересовало, как все происходит «на самом деле». Его вопросы можно сформулировать так:

– Почему происходят крупные исторические события, в которых участвуют огромные массы людей, целые народы? (События помельче в самом деле могут быть навязаны чьей-то сверхсильной волей).

– Какова роль великих людей в таких событиях?

– Какова роль людей обычных?

– Есть ли в этих событиях некая не зависящая от людей «необходимость»?

– И что же такое случайность?

Толстой рассматривает этот круг проблем на примере одного события – начала войны между Францией и Россией в 1812 году. Задним числом нам кажется, что это событие не могло не произойти. Однако пока событие не «состоится», никто не может быть абсолютно уверен, что история в некой критической точке («на развилке») двинется по тому или по другому пути. Пока война не началась, никто не скажет, что она начнется завтра. И вот Толстой всматривается в то, как Наполеон объявляет войну, а потом комментирует: Наполеон этого делать не хотел и не собирался. Но сделал, потому что не сделать не мог. На него давила некая сила – совокупность причин, которую Толстой называет совокупностью других воль, сложившихся «в сторону войны». Надо прочитать толстовское объяснение, почему началась война и обратить внимание на всех этих капралов, захотевших еще повоевать (самое начало третьего тома). Спросить, что еще складывалось так, чтобы подтолкнуть начало войны. Когда исчерпают аргументы из этой вступительной главки, напомнить ситуацию, в которой оказались герои книги к концу тома второго. Все герои из «лагеря войны» так нагло и бессовестно творили свой разбой, что сделали несчастными героев из «лагеря мира». И собирались и впредь творить то же. Элен вела военные действия против Пьера, Анатоль – против Наташи и князя Андрея (который уже был готов дать сдачи) и проч. Все они присоединили (в системе романа) свои воли к воле Наполеона. Какая разница, что один хотел захватить весь мир, другой – чужое состояние, третий – чужую невесту? Главное, все они уверены, что именно так и надо действовать, что их желаниям и воле никакая сила в этом мире противостоять не может. Когда количество этого наглого, торжествующего зла превысило некую границу, началась война: зло перешло в новое качество, взошло на новую ступень, готовясь поглотить весь мир.

Как Толстой показывает это сложение воль и множества причин? Через наглядные примеры-образы. Яблоко падает по множеству причин, тут складываются и осень, и ветер, и желание мальчишки это яблоко съесть. Складываются бесконечно малые – в масштабе великого события – величины: единичные воли миллионов людей. Но вместе они дают силу такой величины, по сравнению с которой воля одного «великого» человека – мелочь. Если бы войны хотел один Наполеон, ее бы не было. А что очень важно отметить, многие хотели и приближали ее бессознательно, внося в жизнь зло и разлад.

Фиксируем: самое главное здесь – идея сложения человеческих воль и поступков, причем часто бессознательных (Толстой называет это «роевой жизнью» человечества).

Смотрим на следующий пункт: а что же такое великие люди? Читаем и вспоминаем все, что говорил о них Толстой: что они ярлыки, что они дети, дергающие тесемочки внутри кареты и думающие, что правят лошадьми, что они – маленькие лодочки, движимые кораблем (а не наоборот). Это все плоды его ярой полемичности, ожесточенного спора: раз историки считают, что великие люди – это все, Толстой будет утверждать, что они ничто. Однако стоит вспомнить, как он сам показывал действия великих людей в предыдущих томах. Вспомним Аустерлиц и посмотрим на сражение с точки зрения вот этого интегрирования тысяч человеческих воль и роли полководцев в процессе. Так ли уж ничего не зависело тут от Наполеона и от его противников?  Зависело, да еще как! Один умнейший ребенок сравнил великого полководца с увеличительным стеклом, который фокусирует чужие воли в один мощный пучок «лучей», способный устроить пожар без спичек. У Толстого нет такого образа (жаль), а он бы замечательно проиллюстрировал всю толстовскую систему рассуждений: сила «великого человека» – это сила множества людей, собранная в один ударный «кулак». «Великий» так устроен, что умеет собирать чужие воли, а вот его бездарные противники волю своей армии преступным образом «рассеяли» и были разгромлены. И еще раз обратим внимание: Наполеон «фокусирует» отнюдь не лучшие стремления людей, как раз наоборот. Желание завоевать весь мир, пограбить, встать выше других народов (людей), потешить свой ненасытный эгоизм, тщеславие и гордость – вот это все он и собрал в один пучок «лучей», чтобы разжечь войну. Если здесь есть гениальность, то он гений зла. Хотя его личный вклад в мировое зло не так уж и велик: он оказался (по Толстому) рабом, послушным орудием тех сил (воль), которые сам же и сфокусировал.

– Теперь уже легко ответить на вопрос, какова же роль обыкновенных людей в исторических событиях. По Толстому, она ровно такая же, как роль «великих»: песчинка в песочных часах истории, бесконечно малая величина, которая, однако, добавляется в общую равнодействующую всех сил, творящих историю. Тут надо обратить внимание вот на что: всякий человек свободен, никто ему не диктует, как жить в своей «сознательной» (или «личной») жизни. Он совершает множество выборов (на радость фантастам), которые очень важны, если это выбор между добром и злом. Такой выбор всегда определяется свободной волей человека, его нельзя отнять ни у кого. А вот события, к которым приведет сложение миллионов таких выборов, от человеческой воли напрямую уже не зависит. Иначе говоря, Элен вовсе не собиралась устраивать войну между Францией и Россией. Но ее жизненные принципы эту войну приблизили, как и желание французского капрала или наполеоновские планы завоевать весь мир. Она внесла в мировое зло некое дополнительное «количество», которое в итоге перешло в новое качество.

– Далее. Толстой настаивает, что в «формировании» события участвует еще одна воля – Божия. Читаем из той же первой главы о том, что «сердце царево в руце Божией» и комментируем. Великий человек менее всего свободен в своих поступках не только потому, что на него давят сложившиеся вместе воли людей обыкновенных. Толстой не сомневается, что в этой партии участвует еще один «игрок» – Господь, Который создал этот мир и вмешивается в ход человеческой истории по Своей воле и Своему разуму (не нашему чета, а потому нам многое в Его решениях часто кажется непостижимым). Война, таким образом, началась по воле Божией – кроме всего прочего. У многих это вызывает возмущение: как же так? Ведь война – это событие… (далее по Толстому), хуже которого придумать трудно! И как же добрый и хороший Бог может его допустить? Это возражение обязательно надо привести и спросить: а ради чего была «попущена» вот эта конкретная война? Что будет в итоге? В итоге «армия зла» будет разбита «армией добра» и все получат по заслугам: и добрые, и злые (вспомним название «Все хорошо, что хорошо кончается»). Бог будет прибавлять свою великую силу в помощь армии добра, и Толстой назовет эту не поддающуюся никаким расчетам поддержку «духом войска», который может изменить исход сражения вопреки всякой военной науке (да мы уж видели такое под Шенграбеном, где 4 тысячи стояли против 100, но «за други своя»). Но здесь, на земле, люди все-таки сами должны противостоять злу и злодеям (в 60-е годы Толстой этого еще не отрицал), надеясь на помощь Божию и получая ее. Духовную в основном помощь, между прочим, но справиться с силою духа, как показывает эта война, невозможно.

– Остался один вопрос: что такое случайность? Опять берем толстовский образ: когда снег тает на вершинах, он бежит по земле сложнейшими путями: тут камешек, там куст, а где-то пучок травы мешают воде течь, и она выбирает прихотливое русло. Но все равно – так или иначе – весь растаявший снег в конце концов окажется в долине. Вот эти камушки и травы – «случайность», а путь воды с гор вниз – необходимость. В жизни людей действие общих законов бытия неочевидно и скрывается за множеством мелких «случайностей», множеством ежедневных волевых решений. Но за прихотливым рисунком судьбы скрыто «генеральное» действие принципиально важных сил и выборов: добро или зло двигало волей человека? На чьей он стороне и будет ли на его стороне Бог?

Итак, случайность – некая индивидуальная форма проявления общих законов бытия. Форма для каждого своя, но законы для всех общие. Это особенно заметно, когда все втянуты в некое общечеловеческое «действо», в котором воля Божия властно направляет человеческие судьбы по тем руслам, которые люди сами себе предуготовили своим нравственным выбором. Если герой встал в «армию добра», которая достойна получить помощь от Бога, то всякого добра этот герой получит полной мерой, какой ему и не снилось. (А если кто-то спросит про князя Андрея… мы к этому вернемся).

Вот так (примерно) Толстой понимал смысл и механизм исторических событий. «Война и мир» для него, кроме всего прочего, действующая модель нашей жизни и истории. И на этой модели он проверяет правильность своих философских выкладок. Критерий тут один – художественная убедительность предлагаемых им решений. И мы можем проверить, насколько убедительно в художественной ткани романа показано соотношение случайного и необходимого (обусловленного некой высшей правдой и целесообразности). А заодно проверим знание текста третьего и четвертого томов.

В последнее время я даже не скрываю, что и как будет проверяться: пусть поготовятся и полистают текст, всё польза. Темы будут такие: 1) Женитьба Николая Ростова на княжне Марье; 2) Путь Пьера в плен; 3) Гибель Пети Ростова. Все три истории изначально кажутся совершенно невозможными. Однако Толстой считает именно такое развитие событий правильным и «необходимым» с точки зрения какой-то высшей правды. Итак, в работе надо будет проследить весь путь «случайностей», который приводит именно к такому итогу длинной цепочки событий. И прокомментировать, ради чего Толстой так строит судьбы героев и насколько убедительными получились цепи «случайностей». История Николая и Марьи начинается задолго до войны (на самом деле), поэтому можно ограничиться только событиями 3–4 томов. Можно использовать эти темы не для проверки, а для работы в группах, для докладов и т.п. Но проговорить их нужно обязательно.

Урок 13. Случайность и необходимость

На доске пишу вопросы – план сочинения:

– Что такое, по философии Толстого, случайность? Чем обусловлена «необходимость» наиболее важных событий в жизни человека? (Объясните кратко своими словами).

– Покажите цепь «случайностей», которые привели к рассматриваемому событию (тоже кратко, можно в виде тезисного плана, но только грамотно оформленного).

– Попробуйте объяснить, какой «необходимостью» в мире Толстого обусловлено данное событие. Оцените убедительность авторского решения (с вашей точки зрения).

Урок 14. Разбор работ

Прокомментируем вкратце каждую «необходимость».

– Женитьба Николая и Марья – вторая попытка соединить Ростовых и Болконских. Толстой решил, что одухотворенная целеустремленность Болконских жизнеспособнее в кротком женском варианте, и приземленный Ростов будет восхищаться в жене тем, что в князе Андрее его раздражало – вот этой постоянной высшей внутренней жизнью, которой сам он лишен. Ну и материальная сторона жизни семьи таким образом устраивается, а благополучие семьи в системе романа – одно из величайших благ (это «по-народному»). Путь тут сложный, и если дети пропустят два-три эпизода – не беда.

– Путь Пьера в плен – это шедевр: совершенно невероятная история преподносится с такой невозмутимой убедительностью, что никто обычно и не видит ее абсурдной невозможности, пока не начинается разбор. Пьеру необходимо приобщиться к народной мудрости и правде – не на словах, а на деле. И вот он сначала попадает на Бородинское поле, где его не убили только потому, что он очень нужен автору (ну, впрочем, и попал он в эпицентр сражения тоже по авторскому произволу). Однако этого ему мало (открытие брезжило во сне – «сопрягать надо», – но ускользнуло). И Пьер, нагадав себе, что убьет Наполеона, уходит из своей постылой жизни – буквально как змея сбрасывает кожу. Этот эпизод стоит припомнить в деталях: как он ускользает черным ходом не только из своего дома – из всей своей жизни. От посетителей, от жены, оставшейся где-то в Петербурге, бросив и богатство, и одежду, и сословные привилегии, и даже имя… Потом, пройдя плен, он снова войдет в свою жизнь – но по-другому, «правильно», не в слепую, а с учетом и старых ошибок, и нового знания о мире. Но сам Пьер понятия не имеет, что ему нужно попасть в плен, причем именно в балаган с простыми солдатами, чтобы обрести желанную истину, а потому движется, как сомнамбула, по дикой и фантастической траектории. Идет на квартиру к Баздееву, пьет с французом и рассказывает про свою любовь к Наташе (с которой попрощался прямо при выезде Ростовых из Москвы), выходит «на дело» (тут все очень веселятся: ни время, ни место он узнать не удосужился, въезд Наполеона проспал и двигался неведомо куда), но не убивает Наполеона, а спасает ребенка (как всегда – без картинной красоты, а с кучей реальных неудобств и безобразий) и, наконец, с азартом душит мародера, в третий раз за роман проявив свою натуру героя и борца со злом, – и тут-то наконец его арестовали. В дальнейших его приключениях (до балагана) важна встреча с Даву. Пьера спасает его естественная человечность и полное непонимание условностей мира. Болконского бы на его месте точно расстреляли, потому что он бы видел перед собой французского маршала «при исполнении». А Пьер увидел просто человека, что его и спасло.

Философские открытия Пьера в плену мы тут не разбираем. Нам довольно и этого.

– Гибель Пети обычно глубоко возмущает народ, который справедливо пишет: это необходимость сугубо художественная. Толстому надо, чтобы мы вместе с ним ощутили ненависть к войне, а потому он «убивает» героя, которого очень жалко. Нелепость Петиной смерти связана с тем, что все пытались этого мальчишку уберечь, но тщетно. Чему быть – того не миновать.  Один Долохов его не щадил (и потом не пожалел), но – словно бы именно поэтому – не причинил вреда и вернул живыми и невредимым из опаснейшей разведки. Иногда отмечают, что Петя действительно слишком хорош для этого мира. Его музыкальность (как у Наташи!) не найдет выхода и может сделать его на всю жизнь несчастным, потому что он ведь всего лишь глупый Ростов, не знающий, что делать со своей душевной одаренностью.

Домашнее задание. Начало народной войны. Надо проследить, как война становится из бестолковой кампании (вроде Аустерлица) войной осмысленной и «правильной». И как высшие законы начинают исподволь действовать и в армии, и в жизни каждого героя. Для этого надо посмотреть 1) как Кутузов оказался во главе армии; 2) как народ «осознает войну» – сражение в Смоленске; 3) как меняется сознание людей сугубо мирных, вроде княжны Марьи и Наташи Ростовой; 4) как ничто не может изменить сознания людей фальшивых и двуличных – светских дам, рьяных «патриотов», Растопчина… и вообще надо взглянуть, во что вылился «официальный» подъем.

Урок 15. Начало войны

Можем спокойно идти по плану, предложенному в домашнем задании.

1) Избрание Кутузова. Почему нужен именно он? Он самый «правильный» сосуд для духа народной войны: у него нет никаких личных, эгоистических целей. Только общие и праведные – прогнать врага и погубить при этом как можно меньше своих людей.

Как он оказывается во главе войска? Чудом. Пускай расскажут про девять партий – и никто не хотел Кутузова, кроме солдат и офицеров «низшего звена», чьего мнения никто не спрашивал. Вот тут и происходит то самое «сложение воль»: армия молча, безгласно молит о Кутузове – и получает его (как мальчишка яблоко).

2) Первые сражения и особенно оставление Смоленска. Тут ключевая сцена, разумеется, купец Ферапонтов, который до последнего жил «мирной» жизнью, торговался за муку, а потом все раздал и побросал в огонь с криком: «Решилась Расея!» И столкновение Болконского с Бергом: один понимает, почему город жгут, а другой все еще выполняет бессмысленные приказы, потому что внутренних и осмысленных приказов народной войны он слышать не может.

3) Наташа и подводы – это классика. Тут снова Берг подоспел с шифоньеркой и спровоцировал Наташин взрыв. Без четкого контрастного фона Толстой нас не оставил. Ну и княжна Марья с мадемуазель Бурьен. Тут тоже все понятно – а для Марьи к тому же «судьбоносно».

4) Люди же «светские» в худшем смысле понимают, что настало время патриотизма, но чувствовать его душой не могут и по привычке имитируют (см. первый урок – салон как имитация интеллектуальной жизни, общения и проч.). Дамы щиплют корпию – она не доходит до раненых; миллионер снаряжает полк ополченцев – он почему-то не сражается, а мародерствует в тылу (Пьер тоже снаряжает – с тем же успехом, но зато с чувством стыда); патриотизм опять подменяется влюбленностью в царя – народ давит друг друга под балконом, ловя куски бисквита. Ну и Растопчин с фальшивыми афишками и кровавой расправой над «шпионом» – апофеоз «ложного патриотизма», от которого всем только тошно.

Домашнее задание. Бородинское сражение. Как ни странно, тут будем заниматься «художественными приемами» в первую очередь. Задача у автора сложнейшая – показать сражение и в целом, и «изнутри», и с точки зрения полководцев, и так, чтобы мы его увидели как бы своими глазами. Вот это и надо проследить (начиная с подготовки к сражению):

– Время и место; нестыковка с официальным отчетом (в нем все должно быть «по науке», а сражение надо было давать по законам жизни).

– «Настройка» войск – и нашего, и французского.

– Импрессионизм картин; отзвуки Лермонтова в описаниях.

– Зачем понадобился тут Пьер и что он нам такого важного сумел показать?

– Действия полководцев. Что от них зависело, что – нет?

– Финал сражения. Что там за авторская мысль и через какой прием выражена?

Урок 16. Бородино

– О выборе места и времени надо сказать, что для Толстого в этом сражении в первую очередь мерились силой духа, а потому и поле выбрали в тот момент, когда силы были равны примерно. Толстой не поленился туда съездить и разобраться в остатках укреплений. Важно ему в этих схемах одно: Кутузов знал все эти формальные «требования» и выполнял их на бумаге, но в жизнь вмешиваться не давал, поскольку речь шла о жизни и смерти (и «мы не на Царицыном лугу»). Зная, как мы все пишем «бумажки», тут я Толстому верю.

– «Настройка» войск показана, как всегда, с помощью антитезы: русские молятся Смоленской иконе (начиная с Кутузова), а французам показали портрет императорского сына и велели ликовать (и сам император сыграл комедию на тему «родительские чувства»). Русские войска готовились биться на смерть и никакой фальши бы уже не потерпели. Белые рубахи, трезвость и особый дух, который Толстой объясняет, осторожно введя слово «патриотизм»: «скрытая (latente) теплота патриотизма». Комментируем: в современной терминологии это значит – «потенциальная энергия» (а не «скрытая теплота»).  Толстой воспользовался научным термином, потому что слово «патриотизм» тут правильно и точно (как термин), но само по себе вызывает недоверие, поскольку его присвоили карьеристы. Вот и пришлось выкручиваться.

– Импрессионизм батального полотна надо просто продемонстрировать (прочитать про веселую пальбу в начале дела). Поискать лермонтовские реминисценции. Догадаться, что полковник, о котором говорит «дядя», – это ведь, вероятно, князь Андрей. А «великанский замах руки» – не отзвук ли «Двух великанов»? Толстой (в отличие от Достоевского) вообще-то считал, что все романисты вышли из лермонтовского психологизма, а не из гоголевской «Шинели».

– Пьер – это детский, естественный, удивленный взгляд. Причем без всяких умствований: Пьер же штатский человек, автору даже комментировать приходится то, что он видит. И отношение к нему солдат: «наш барин», что-то вроде собачонки, отличная мишень… Зато абсурд войны и нечеловеческое состояние воющих солдат он замечательно передает.

– Полководцы следят за «дуэлью духа». У Наполеона нарастает паника (почитать), а Кутузов даже курицу ест по хода дела (не от равнодушия – от уверенности, что все сделано правильно). И не дает никакой глупости испортить ход сражения: посылает Дохтурова вместо принца, потому что в этой битве полезны только «свои».

– Финал (прочитать) написан от лица дождика, который и прекращает побоище, обращаясь к людям (словно бы) со словами: «Довольно! Опомнитесь!» Редчайший случай у Толстого: природа буквально одушевляется и вмешивается в человеческие дела. Это самый «авторитетный» голос, который в данном случае может беспристрастно осудить войну как таковую, какой бы справедливой она ни была.

Домашнее задание. Хочется уже закончить разговоры о войне, поэтому можно задать на следующий урок беглое воспоминание о таких событиях: оставление (совет в Филях) и пожар Москвы; партизанская война и толстовская классификация партизанских отрядов; начало французского отступления и реакция Кутузова; сражение в Красном; обращение Кутузова к солдатам (о милосердии к врагу, который стал жалким) и его смерть. Предупредить, что нужны книги с закладками в указанных местах, иначе можно погореть.

Урок 17. Народная война

Если народ очень устал от разговоров, можно провести письменный опрос, а потом разобрать результаты. Если разговоры идут легко, то написать вопросы на доске и обсуждать их один за другим.

– Как было принято решение об оставлении Москвы? Смысл: терять армию и столицу или одну столицу. Выбора нет. Детали: для контраста введен немец-патриот, который не понимает, не чувствует ситуации. И детский взгляд с печки: даже девчонке понятно, что прав «дедушка», потому что она «народ» и младенец.

– Кто виноват в пожаре? Толстой считает, что никто. Он очень сдержанно описывает это бедствие. Интересно для сравнения почитать мнение главного француза.

Из «Мемуаров

Через два дня после нашего прибытия начался пожар. Сначала он не казался опасным, и мы думали, что он возник от солдатских огней, разведённых слишком близко к домам, почти сплошь деревянным. Это обстоятельство меня взволновало, и я отдал командирам полков строжайшие указы по этому поводу. На следующий день огонь увеличился, но ещё не вызвал серьезной тревоги. Однако, боясь его приближения к нам, я выехал верхом и сам распоряжался его тушением. На следующее утро поднялся сильный ветер, и пожар распространился с огромной быстротой. Сотни бродяг, нанятых для этой цели, рассеялись по разным частям города и спрятанными под по́лами одежды головешками поджигали дома, стоявшие на ветру, это было легко ввиду воспламеняемости построек. Это обстоятельство да ещё сила ветра делало напрасными все старания потушить огонь. Трудно даже было выбраться из него живым. Чтобы увлечь других, я подвергался опасности, волосы и брови мои были обожжены, одежда горела на мне. Но все усилия были напрасны [...]

Этот ужасный пожар всё разорил. Я был готов ко всему, кроме этого. Одно это не было предусмотрено: кто бы подумал, что народ может сжечь свою столицу? [...]

Я сам оставался в Кремле до тех пор, пока пламя окружило меня. Огонь распространялся и скоро дошел до китайских и индийских магазинов, потом до складов масла и спирта, которые загорелись и захватили всё. Тогда я уехал в загородный дворец императора Александра, в расстоянии приблизительно около мили от Москвы, и вы, может быть, представите себе силу огня, если я вам скажу, что трудно было прикладывать руку к стенам или окнам со стороны Москвы, так эта часть была нагрета пожаром. Это было огненное море, небо и тучи казались пылающими, горы красного крутящегося пламени, как огромные морские волны, вдруг вскидывались, подымались к пылающему небу и падали затем в огненный океан. О! это было величественнейшее и самое устрашающее зрелище, когда-либо виданное человечеством!!!

– Почему за пожаром Москвы последовала гибель французской армии? Толстой считает, что французов сгубила цель, которая привела их в Россию. Армии сильны, пока «сфокусированы» на одно общее дело – биться с врагом. Эта армия пришла грабить (не жить же им в России?). А потом – удирать с награбленным. Тут каждый уже сам за себя, и армии просто не стало. Наполеон никак не мог снова собрать свою банду мародеров: то, что вело их в Россию, в итоге их и погубило.

– Как Толстой объясняет целесообразность партизанской войны? Объясняет «духом войска». Когда каждый чувствует душой, как нужно воевать, войной уже не нужно руководить. Наоборот, чем больше «правильного» руководства в отряде, тем меньше от отряда толку. Больше всего французов извели отряды мелкие и даже единичные партизаны – вроде Тихона Щербатого или знаменитой старостихи Василисы. Про Тихона Щербатого и его топор надо бы спросить, как это совмещается с идеальным непротивлением злу Платона Каратаева. Тут, вероятно, нужно «сопрягать»: Тихон такой же «псарь», как старый Данила на охоте или как персонаж басни Крылова. С волками по-другому нельзя… Для передышки вспоминаю старые сочинения и говорю, что лучше все же не писать, что «топор Тихона Щербатого – это часть дубины народной войны».

В романе сказано и о стихийной жестокости народа (Щербатый и Долохов рады поубивать всех пленных), вообще о том, что народ не ангел: и бунт может устроить в Богучарове, и порешить кого-то топором… Все это, наверно, тоже имеет отношение к «мысли народной»: вот такой народ победил в этой войне – народ-дитя, и добрый, и жестокий, и своевольный, и послушный, более же всего послушный какому-то внутреннему голосу, общему для всех…

– Отрывок о том, как Кутузов молился, услыхав о выходе французов из Москвы, надо просто прочитать. К этому нечего добавить.

– Про сражение в Красном можно спросить: почему оно вышло таким бестолковым? Если не скажут сами, спросить иначе: кто и зачем хотел его затеять? Хотели все, кроме Кутузова, потому что тот имел в виду одну цель – изгнать неприятеля с наименьшими потерями для нашей армии. А «всем» захотелось повоевать, чтобы получить свою долю наград и славы. Что у нас бывает в таких случаях, мы знаем (см. Аустерлиц), но тут все обошлось (более-менее), потому что уж больно правая война. И все равно Кутузов плакал злыми старческими слезами…

– Что добавляет к пониманию «народной войны» последняя речь Кутузова? Вот то самое «сопряжение» воинской доблести и христианского милосердия. «Армия мира» сначала должна обезвредить «армию войны», но потом не станет мстить, наоборот – станет жалеть, кормить, спасать… И это правильно. Нормальный взгляд на вещи – «да здравствует весь мир!» Можно тут же спросить, как объясняет Толстой смерть Кутузова. Мистически объясняет: Кутузов выполнил свое предназначение, но участвовать в играх большой европейской политики ему было ни к чему – вот Господь его и забрал.

Все. Войной больше не занимаемся.

Домашнее задание. Путь Андрея Болконского. Составить план – главные вехи. Подсказать: очень важна его поездка в Богучарово, найдите и перечитайте, закладку заложите, даже если не поняли, что тут такого важного.

Урок 18. Путь князя Андрея

Начать можно с того, куда этот путь ведет. Ведет он к смерти, на которую можно взглянуть очень по-разному. Предложим оценить итог пути князя Андрея с точки зрения, например, семейства Друбецких (мы ведь сравнивали когда-то Андрея и Бориса). Что видим? Жизнь неудачника. Мог сделать блестящую карьеру, все к его услугам. А он стал рядовым полковником («пушечным мясом», как сам он и скажет) и умрет в безвестности, не совершив ничего громкого и запоминающегося. Как рядовой умрет – без славы.

Теперь посмотрим с точки зрения, к примеру, княжны Марьи. Он погиб так, что не возникает никаких сомнений и вопросов о его дальнейшей судьбе. Взят в момент самого высокого, жертвенного подвига, да еще успел всех простить и со всем примириться, понять высшую, Божью любовь и смысл Евангелия… Да когда б он еще так умер? Остался б жить – наворотил бы, может быть, еще каких-нибудь ошибок. И характер у него не сахар, прямо скажем… Мог бы дожить до такого состояния, в каком проводил свои последние годы его отец. Это что касается любви автора к своему герою: автор о герое позаботился.

Но мы же говорили прежде о «диалектике души» и о том, что в каждом герое есть некие противоречия, которые он должен для себя в итоге разрешить. У Болконского их два: 1) эгоцентризм и желание приблизиться (даже прорваться) к другим людям, 2) тяга в идеальному и бесконечному и неумение «сопрягать» это с конечным, земным, ограниченным. Как же в итоге они разрешаются?

Сначала про эгоцентризм. Вообще само желание служить в полку и умение так повести дело, чтобы его полюбили солдаты и стали звать «наш полковник», уже говорит о том, что он научился жить чужими интересами и заботами. Но в отношении к полку, вероятно, во многом преобладало чувство долга и ответственности, которое и раньше у него было сильно. Настоящий же перелом, по мнению С. Бочарова (с которым все согласны), происходит именно в Богучарове, когда Болконский видит двух девчонок с ворованными сливами. И что делает? Отворачивается. Почему? Потому что разделяет их желание убежать и съесть эти барские (его!) недозрелые сливы. Обращаем внимание на то, что детали выбраны «ничтожные»: что может быть ничтожней крепостных девчонок и незрелых слив? А момент между тем для Болконского великий, потому что он сумел найти наконец правильный путь к другим людям. Не себя им надо навязывать (со всем своим богатым внутренним миром и незаурядными способностями), а в их мир войти, их жизни посочувствовать. И все. Нет больше той стены, которая вечно держала его в одиночном заключении собственного «я». Теперь он сможет и с Наташей помириться, потому что сможет понять все, что с ней было, «изнутри».

Далее – путь к Бородинскому сражению, предчувствие смерти, ужас и отвращение перед зрелищем «пушечного мяса» (к которому он не захотел приобщаться в пруду – что не спасло его от общей участи). Он все еще и раздражителен, и брезглив, и даже, может быть, честолюбив, и не забыл своих обид и разочарований. Все это видно в разговоре с Пьером. Сам по себе этот разговор скорее важен для «разъяснения» народной войны, чем для характеристики Болконского: он тут «работает», по сути, резонером. Можно обратить внимание на то, как он объяснил Пьеру свое решение служить в полку: судьба страны решается здесь, а не в штабе. Толстой считает, что Болконский разделяет его понимание истории, хотя, может быть, не осознано, а интуитивно.

Момент ранения. Тут надо прокомментировать. Был приказ, запрещавший офицерам ложиться под обстрелом. Они должны были показывать пример. Нормальный человек (вроде Ростова), конечно, упал бы на землю – чисто инстинктивно. Но ведь Андрей живет по принципу «я не могу бояться». Он еще начал лекцию читать, что стыдно, мол, хотя уже понимал, что это конец. И второе – взгляд вокруг и мысль, что было в этой жизни что-то, чего он так и не понял. А было? Наверно… Может быть, как жить здесь счастливо и радостно, в гармонии со всем на свете?

Прозрение в лазарете. Анатоль с отрезанной ногой и просветленная, уже нездешняя любовь ко всем, даже к врагам…

Примирение с Наташей. Надежда на счастливое продолжение жизни… Однако «что-то» в этой жизни он не понял. Просто жить и быть счастливым не научился и никогда не научится. И «сопрягать» конечное и бесконечное тоже: душа его тянется только к бесконечному. Потому он (по авторской версии) сам выбирает «пробуждение в смерть». Если же взглянуть на его состояние с чисто медицинской точки зрения (а Толстой реалист серьезный, он не вольничал в деталях), то шансов выжить просто не было. Гнойную рану в брюшной полости без антибиотиков не вылечить. Пишут, что такие раненые умирали именно так, как описал Толстой: очень кротко и просветленно. Тихо. Спасти его могло, конечно, чудо (их много в этой книге, могла бы, например, сестра вымолить вместе с Наташей). Но для такого чуда нет «правильной» причины: князь Андрей здесь, на земле, уже не станет лучше или ближе к Богу. Незачем ему упускать свой лучший шанс для перехода в вечность.

Теперь оглянемся назад. Путь у Болконского тяжелый. Сколько он пережил катастроф? Одна – Аустерлиц. Вторая – смерть жены. Третья – предательство Наташи. И как он их переживал? Каждый раз словно умирал (после ранения – так и физически), чувствовал себя навсегда выброшенным из жизни. Но потом возрождался (как бог Осирис – кто-то из детей сказал однажды). Предыдущие катастрофы сопровождались разочарованием в каких-то ценностях и идеалах. Эта последняя, наоборот, в духовном смысле подняла его на очень большую высоту (а не сбросила в ничтожество), но зато он погиб физически. Теперь уж ему не воскреснуть? Или?..

Кто-нибудь обязательно вспомнит Николеньку Болконского, который в эпилоге загорится жаждой славы – совсем как когда-то его отец. И все начнется сначала… Болконские – это вечное стремление к совершенству, его невозможно истребить.

Домашнее задание. Открытия Пьера Безухова. До плена мы его уже довели. Теперь надо понять, что он сумел открыть в плену и после плена. Все как всегда: закладки, эпизоды…

Урок 19. Открытия Пьера. Платон Каратаев

Разговор о Пьере можно начать с того, что вспомнить, какой «главный винт» сворачивался у него в голове. Какую мысль он вечно думал, чего никак не мог понять и примирить. Если Болконский мучился от невозможности соединиться с бесконечностью, то Безухов – от относительности правды, лжи, добра и зла. От отсутствия критериев и доказательств, простых и ясных ориентиров в жизни, причем понятных всем и каждому.

И когда у него на глазах расстреляли «поджигателей», причем даже расстреливавшие понимали, что этого делать не нужно, и не хотели убивать – а убивали! – этот его любимый «винт» свернулся окончательно. Нет правды, нет смысла, вся жизнь – абсурд, а смерть и вовсе неизвестно что, но скорее всего – полное небытие. Почему? Потому что, если  Бог существует, жизнь  не может быть бессмыслицей. А жить и умирать без смысла для него невыносимо.

Из этого мрачного тупика Пьера выводит Платон Каратаев. Понять, как это происходит, очень непросто, потому что Платон ничего особенно разумного не говорит. Он просто является «олицетворением всего доброго и круглого». И ему вроде бы и в плену неплохо, и в армии, хотя ничего военного в нем нет – мужик и мужик. Чему и как научил Пьера Платон Каратаев – крайне трудный разговор. Если говорить очень обобщенно, то в образе Платона сосредоточено народное мировоззрение, народная мудрость. И учит он ей не столько словами, сколько примером, самим своим «образом».

В самом обобщенном виде учебники предлагают такую трактовку этой мудрости. Платон – носитель общинного крестьянского мировоззрения (чего у него точно не отнимешь). Мировоззрение это отличается 1) смирением и покорностью судьбе (а куда денешься?), 2) патриархальным равнодушием к индивидуальности, к идее личного счастья, самовыражения и проч., 3) патриархальным же предпочтением общего (семейного, общинного) блага личному счастью и благополучию. И при этом встреча с Платоном помогла Пьеру обрести Бога. Другое дело – насколько Толстой убедительно и ортодоксально понимает это обретение. Попробуем разбираться таким образом: раз Пьер просто наблюдает за Платоном и приходит к каким-то открытиям, пройдемся по этим наблюдениям и открытиям. Итак, что Пьер увидел в Платоне Каратаеве? (Да, кстати, имечко надо прокомментировать – имя великого философа, вполне распространенное в народе).

– Отношение к другим людям? Доброе, ровное, но при этом бесстрастное. Он всех жалеет, никого не осуждает, каждому готов помочь; последнее отдавать не рвется (обрезки от рубахи ему жалко), но может и отдать, если так «лучше». При этом ни к кому Платон душой не прикипает, с каждым легко расстанется. Пьер отплатит ему той же монетой: оставит его наедине с французом-конвоиром, который и добивает Каратаева. И даже думать о его смерти не хочет – «отвлекается». Толстой видит тут некоторое равнодушие: все смертны, что уж тут жалеть? Кое-кто отмечал, что в этих рассуждениях заметен «след» буддизма, которым Толстой весьма интересовался. Однако, может быть, все это в самом деле выражение «народного» христианства. Платон действительно бесстрастен, потому что давно отказался от «своего». Когда? А вот когда пошел в солдаты вместо брата – чтобы сохранить семью (целое важнее единичного; у брата уже была семья, у Платона – нет). Семья поклонилась ему в ноги, и он понес свой крест… Вряд ли в родной армии ему было намного лучше, чем в плену. Могло быть и хуже. Сначала он отрекся от «своего» сам, потом армия годами выбивала из него это «свое». Мысль о том, что армия сродни монастырю, где у человека нет своей воли и все решается за него, в романе к этому времени уже была высказана. Так думал Николай Ростов, рассуждая о том, что в полку жить хорошо и просто (и можно быть прекрасным человеком), а вот «в миру» все так запутанно и сложно, и вечно надо все решать своим умом и своей волей… Так что бесстрастие Платона, похоже, именно бесстрастие, а не равнодушие. Он ведь действительно добр (деятельно добр) к тем, кто оказывается рядом – без каких-либо пристрастий и предпочтений.

А вот у Пьера в данном эпизоде (смерть Платона), по-видимому, проявился его великолепный инстинкт самосохранения. Это мы тоже уже видели: сознание Пьера отторгает («выключает») то, что может его травмировать. Пьер моложе и сильнее Платона, но ему тоже тяжело в плену, он потом свалится в горячке. Переживать он умеет сильно и мучительно – и вот внутренний «предохранитель» (очень естественный – этого не отнимешь) не дает ему думать о том, что француз пристрелил Платона. Это, конечно, не бесстрастие, это просто естественная реакция вот такого организма, который.

– Отношение к своей судьбе? Смиренное принятие, согласие нести тот крест, который она предлагает (об этом уже говорили). Теперь надо понять другое: почему его не терзают мысли о несправедливости? Ведь и крепостное право, и солдатчина двадцатипятилетняя, на которую (ради «общего блага») обрекались бесправные по сути мужики, – это несправедливо и жестоко! Бесчеловечно, гнусно, возмутительно! Почему это надо терпеть? И, главное, как это допускает Бог – воплощение высшей правды? А если допускает – так, может, это и не Бог? Чтобы объяснить, почему у Платона не возникает и тени таких революционных мыслей, вспомним историю про невинно осужденного купца, которую Платон любил рассказывать. Во-первых, правда есть и рано или поздно она торжествует (с купца посмертно снято обвинение). Во-вторых, здешнее, земное страдание, хотя и кажется несправедливым, имеет для души человека спасительный смысл. И тот, кто делит с Господом страдание, помогает и всему миру, и своей душе. Толстой не договаривает этой «морали». Понимает или нет – не знаю. Вероятно, понимает (даже если не принимает всей душой). Но это действительно народное христианское мировоззрение, и приписывать Платону другое было бы… нереалистично. Недаром он говорит главным образом пословицами – то есть повторяет мудрость народную.

Пьер не научится у него этому смирению. Он будет пытаться изменить мир к лучшему с помощью тайной организации и попадет на каторгу. Наташа спросит в эпилоге, одобрил бы Платон его деятельность, и он честно признается – нет.

– А чему научится? Умению жить «здесь и сейчас» и быть свободным в любых обстоятельствах. Платон словно бы не разделял обстоятельства своей жизни на «хорошие» и «плохие» – принимал любые. В этом могла быть народная неприхотливость. Ей Пьер научился (невольно), и ему это пошло на пользу. Можно почитать, как он стоял возле балагана – босиком, со вшами в шапке отросших волос – и чувствовал себя гораздо лучше, чем в собственной гостиной, да еще в тесных туфлях. Сам он был слишком слабовольным, чтобы себя в чем-то телесном ограничить, но по воле французов, похудел и стал сильнее, научился радоваться мелочам и получать удовольствие просто от своего физического существования. Для Пьера это очень много – радоваться «здесь и сейчас», не ожидая, пока разрешатся какие-то «великие вопросы».

Но и вопрос для него разрешился – когда он ночью хохотал, глядя в звездное небо: «Меня заперли! Мою бессмертную душу!» Смысл этой сцены можно объяснить только как обретение веры. Пьер почувствовал себя живущим в Божьем мире – под Его звездами, охраняемым Его волей от каких бы то ни было случайностей. А с Богом нигде и ничто не страшно, везде радостно и везде свобода.

– Последний урок Платона – сон про глобус, который приснился уже после его смерти. Этот сон, вероятно, тоже должен показать обретение веры. Его надо бы прочитать и спросить: подходит ли такой образ для того, чтобы передать отношения людей и Бога? Только с обоснованием! Скорее всего народ почувствует, что образ этот не особенно удачен. Конечно, символическое изображение Бога как солнца вполне традиционно, освящено Писанием. Но вот безличные капли, образующие некий общий океан человечества, неубедительны. То самое отвержение от личного во имя общего («общинное» и «патриархальное») и впрямь скорей буддийское, чем христианское. В этой картине нет живого, личностного Бога, который обращается к неповторимой человеческой личности. Такой «встречи» Пьер в романе не пережил. Из всех героев романа об этом знает, вероятно, только княжна Марья…

Пьер, надо сказать, ученик своеобразный. Платон помог ему найти некие главные ответы на самые мучительные вопросы: а есть в мире правда, смысл, добро? А дальше нужно было приложить «общий» ответ к своей частной жизни и научиться применять великие истины к обыденной жизни. Этим Пьер занимается уже после плена и после тяжелой болезни, выздоравливая в Орле.

Вероятно, урок примерно тут закончится. На дом задаем как раз эти открытия после плена (найти, сделать закладки, объяснять).

Урок 20. Открытия Пьера (после плена)

Разговор тут уже не очень длинный и довольно легкий. Объявляем вначале, чем мы занимаемся: смотрим, как решение одной предельно общей проблемы (существует ли источник высшей правды, добра, справедливости, свободы) изменяет всю жизнь человека до самых мелочей. Итак, что получил Пьер?

– Вместе с внутренней свободой – внешнюю (даже избыточную): а зачем ему теперь внешние ограничения, раз он все понял? Ребята всегда радостно воспринимают внутренний монолог Пьера: жены нет, французов нет… (Некоторые интересуются, отчего Элен-то умерла; приходится пояснять: пыталась избавиться от незаконного ребенка).

– Четкое различение добра и зла. Все вспоминают, что он раньше раздавал деньги всем подряд, а теперь точно знает, кому нужно помочь, а кого нужно прогнать. Это важный момент. Надо спросить: почему он раньше не видел таких очевидных вещей? А потому что раньше он руководствовался этаким тотальным релятивизмом: если встать на точку зрения просителя – то как не дать? А чем одна точка зрения лучше другой? Я хочу одного, он – другого. Не все ли точки зрения равны? Только он при этом (по врожденной совести) все же вставал на точку зрения другого, и кошелек его был вечно пуст. А тут вдруг оказалось, что не все точки зрения равны, а кто-то действует «по-Божески», а кто-то – нет. И все понятно.

– Умение видеть Бога в каждом человеке: и в камердинере, и в «старшей княжне», которая приехала за ним ухаживать. Это значит: видеть в каждом нечто доброе и достойное интереса, не смотреть «поверх голов».

– Умение «не судить», не высматривать недостатков, а искать хорошее. И люди повернутся хорошей стороной (та же княжна) и даже князя Василия Курагина можно будет оправдать тем, что он несчастный старик, потерявший детей…

– Умение жить «как все люди» и быть частью своей страны. Он едет и впервые видит вокруг себя эту огромную Россию, населенную близкими ему людьми.

– Это общее чувство, которое руководит общей русской жизнью, кстати, заставляет его отстраивать дом в Москве, хотя его убеждают, что это дорого и невыгодно.

– Отчасти оно же (и разговоры с камердинером) готовит его к новой женитьбе: человек не должен быть один, ему нужно круглое доброе «целое» – семья. И – почему бы нет? Что может помешать? Мы говорили в начале, что у Пьера нет буквально ничего: ни имени, ни дома, ни семьи, ни родины. Говорили о том, что, запутавшись после «первой попытки», Пьер сбегает из своей неудачной жизни, добровольно отказываясь и от имени, и от положения, и от дома… А теперь вновь обретает все, причем с каким-то избытком счастья и удачи. Наташа скажет про него, что он «как из бани». От всего лишнего очистился, можно жить дальше.

Домашнее задание. Эпилог. О каждом из героев вкратце рассказать, каким он стал и правильно ли это (по-вашему)?

Урок 21. Эпилог

Не знаю, насколько нужно углубляться в философские дебри, подводя итоги всех путей. Может быть, начать с самого простого: «все хорошо, что хорошо кончается». Любимые герои получили то, к чему стремились их души, причем наиболее «оптимальным» образом. В романе присутствуют два идеала, к которым может стремиться человек: либо идеал «небесный», бесконечный и отрешенный от земных забот (к нему ушел Андрей Болконский и вполне может уйти его сестра), либо идеал народный, совмещающий умение жить по правде Божией и при этом крепко стоять на земле. Толстого интересует именно этот идеал, то есть решение вполне земной задачи: как жить? И вот он предлагает два ответа: либо семья Николая Ростова, либо семья Пьера Безухова. Можно спросить: как они устроены, что общего, чем различаются?

Общего у них – неразрывность, органическая цельность синтеза (для Николая жена все равно что палец на руке), наличие детей, распределение обязанностей: жене – дом, мужу – внешний мир. Кстати, оба мужа подкаблучники, но при этом оба вполне свободны в этой своей «внешней» деятельности. Для Николая внешний мир ограничен имением и взаимоотношениями с мужиками (у которых он учится всему – в том числе жизненной философии). А у Пьера размах, как всегда, грандиозный. Он понял, что такое хорошо, и теперь хочет добиться, чтобы всем стало хорошо. К чему это приведет, известно…

Можно спросить, с чем согласны и с чем не согласны дети в изображении этих семей. Не согласны обычно бывают с двумя «пунктами»: 1) с Наташей, которая превратилась «в самку» (собственно, более всего возмущает само это слово), 2) с судьбой Сони. Да, для семьи лучше, чтобы разоренный Николай женился на богатой княжне Марье. Да, она и духовным своим богатством восполнила некоторую ростовскую ущербность (и счастье для нее, что Николай способен был оценить это богатство, увидеть в нем красоту). Да, Соня проще, и любовь к ней была детской… Но ее-то любовь в итоге оказалась настоящей и трагической по сути, чего автор словно бы и не замечает. И еще пытается Евангелием оправдаться. Иногда предлагают выдать ее за Денисова, но понятно, что таким образом будет уже нарушена иллюзия полного и безоговорочного правдоподобия.

Роль Николеньки Болконского, возможно, уже обсуждали. Но если нет, можно спросить заодно, что его привлекает в Пьере (иначе говоря, что общего в пути Болконских и Безухова). Общее – желание во всем добраться до корней и сердцевины, не успокоиться на компромиссе, не отвернуться от проблемы и не отмахнуться от задачи, какой бы безнадежно трудной она ни казалась. Николай Ростов же запретил себе думать про добро и зло и теперь «опустился» до того уровня понимания жизни, который в ту эпоху считали лишь для женщин приемлемым. Женщина отвечает за семью (так и графиня Марья рассуждала: Пьер о семье, мол, не подумал, затеяв свое общество), мужчина – за страну и за весь мир. Ну или делает то, что ему прикажут. Николая его роль нерассуждающего солдата не смущает, но племянник жены его за это презирает. Кстати, такое деление на «женское» и «мужское» свойственно декабристам – тут Толстой точен. И мы уже встречали отголоски их идей в «Горе от ума» – в насмешках над московскими мужьями-шпицами и вообще над всем этим обществом, где царствуют Татьяны Юрьевны и Пульхерии Андреевны. Автор не «добивает» Николая (а прототипом его был отец Толстого) – пусть его хвалят мужики как образцового хозяина. Мужики ведь тоже не рассуждают о государственных делах и делают, что им прикажут.

Больше, мне кажется, обсуждать ничего не нужно. Можно готовиться к сочинению.