Варвара Тургенева: Барыня, философ, футурист

Письма матери Тургенева Варвары к сыну были впервые полностью опубликованы в 2012 году музеем-заповедником «Спасское-Лутовиново». Это собрание писем – не просто документ: с точки зрения и стиля, и содержания его можно рассматривать как художественное произведение.

Переписка охватывает период с 1838 по 1844 годы: Тургеневу тогда было 20–26 лет, его матери – 51–57. В письмах есть несколько «сквозных» сюжетов, относящихся к жизни самой Варвары Тургеневой, ее сына и других родственников, а также большое количество отдельных историй-миниатюр. Во всем этом наиболее интересна личность Варвары Петровны, которая раскрывается в письмах с глубокой и страстной откровенностью. Подчас мать оказывается даже более неординарным человеком, чем ее сын. Предлагаем вам небольшой обзор писем Варвары Тургеневой и выдержки из них.

Варвара Тургенева как «протофутурист»

В некотором смысле Варвара Петровна как стилист опередила своего сына на несколько десятилетий. Ее письма изобилуют необычными конструкциями. Один из самых экспрессивных элементов – ее любимый возглас «но!» Эту частицу она употребляет исключительно с восклицательным знаком – и частое «но!» становится своего рода «изюминкой» ее стиля.

Письма крайне эмоциональны и выразительны, в них постоянно возникают и другие восклицания – «Ну!», «О!», «Ах!», паузы, риторические вопросы. Иногда восклицательные знаки разделяют фразы самым неожиданным образом, придавая им необычные интонации: «Брат! не поручик еще, да и вряд ли по экзаменту когда и будет». Фактически стиль Тургеневой предельно приближен к живой речи, а некоторые фрагменты – и вовсе непосредственно передают поток сознания.

Тургенева свободно обращается с языком, отказываясь при передаче своих эмоций следовать жестким правилам – в этом ее отношение можно сравнить с подходом футуристов. Подчас она фактически использует и другие их приемы, «конструируя» новые слова, например «добрынич» (добряк), «опридчее» (образовано от наречия опричь – кроме, сверх). Некоторые фразы Варвары Петровны выстроены так причудливо, что требуют развернутого комментария: «В пятницу вечером получила я от тебя письмо, мой голубчик, кинушка, моя Александровская колонна, мой безотчетный аккуратник». Оказывается, что слово «кинушка» образовано Тургеневой от глагола «кидать», то есть она имеет в виду, что сын покинул ее, а выражение «Александровская колонна» относит к высокому росту Тургенева – 192 см.

Кроме того, периодически Варвара Петровна использует кальки с иностранных слов, еще и видоизменяя их. Так, выражение «грассы» употребляется в смысле «изящество» (от французского grâce – грациозный, изящный); «церброхенен» – «отломанный кусочек» (от немецкого zerbrechen – ломать, разбивать).

Еще один прием Тургеневой – компилятивные цитаты: «Мне нечего делать, как безропотно преодолевать пустыню существования – я как хризолиды [куколки бабочек] строю себе могилу, чтобы заново родиться в блеске и славе». Это составная цитата, начало которой взято у малоизвестного французского писателя и драматурга Жюля Леконта, а концовка – у Бальзака. Обильно использует Варвара Петровна и русские пословицы, подчас также изменяя их формулировку и чередуя с фразами и цитатами на французском языке: «Пока найду Ивана Цар... Дуралевича – трое чебот истопчу, три просвиры изгрызу... Явлюсь перед тобой, как лист перед травой».

«Приезжай, или я умру с горя»: в ожидании Ивана

Самая драматическая тема переписки Варвары Тургеневой с сыном – это любовь матери к нему и ожидание его писем в периоды, когда тот уезжает за границу. Варвара Петровна демонстрирует здесь какое-то фанатическое ослепление любовью. Она умоляет Тургенева вернуться раньше или хотя бы чаще ей писать – и ее попытки удерживать сына при себе оборачиваются подчас сложной психологической борьбой, в которой мать применяет целый «букет» манипулятивных приемов, заявляя даже, что находится на грани сумасшествия и может умереть. Это противоборство представляет собой самостоятельный сюжет в общем материале, своего рода эпистолярную повесть. Вот несколько фрагментов, иллюстрирующих отношение и приемы Тургеневой:

«Я люблю тебя неизъяснимо. Может быть, ты в сию минуту влюблен. Положи руку на сердце и скажи: "Мать любит меня еще более". Я желаю, чтобы тебя любила столько та, которой назначено быть твоей подругою в жизни».

«Знаешь ли ты?.. Знаешь ли ты?.. Как я тебя люблю. О! Ежели бы ты мог видеть мое сердце, мое бедное сердце... Мне иногда кажется, что я выдумала, что у меня сын Иван, которого я страстно люблю. Что его у меня никогда не было».

«От тебя, от тебя одного зависит мое спокойствие, которое я считаю счастьем в жизни, первым и главным – и которого, по стеченью несчастных обстоятельств, никогда не имела. Ежели я знаю, что ты здоров, что ты счастлив, что ты весел – и я покойна и счастлива».

«Мои нервы расстроены донельзя... Я не сошла с ума, не дерусь, не кусаюсь, – но! я подозреваю, мне кажется, я вижу из обращенья других со мною, я... я, кажется, потерялась... Я боюсь этого, Ваничка, оттого, что я очень тоскую по тебе, возвратись, ради бога».

«Жив ли ты? Вот чего я не знаю – жив ли ты! Потому что месяц я от тебя писем не получаю. Еще почта.. еще... еще... То такое оправдание придумаешь, то другое... Однако, чтобы месяц писем совсем не было, никакие резоны рассудка не помогают... Ах! Боже мой, и еще почта пришла, а писем нет! Пропала я. Я получила последнее письмо 12 ноября. Нынче 8-е [декабря]. Мое рождение, для чего не день моей смерти. Писать сил нету!»

«Еще бы пятница без письма от тебя и к тебе бы написали – матушка помешалась. Я была на грани. Для меня такое положенье хуже смерти!»

«В ту минуту, когда я прочла, что еще год тебя не увижу, я упала на пол без чувств. Опомнилась, без правой руки и ноги. Нога прошла, но!.. руки я, видно, лишусь, от плеча до локтя ужасная боль. Пускают кровь и пьявочную, и насечковую, растравляют пластырями – не помогает ничего. Страдаю, особенно по ночам, не могу спать на правом боку, биение и прилив к сердцу, а на левой – боль ревматизма. И я так переменилась, что ты не узнаешь меня, я страшна, худа, бледна, желта, вдвое, как ты меня оставил.

Страдаю весь мой век и физически, и морально. О!.. Я глубоко несчастна. С колыбели моей страдалица. Но я тебя люблю – и все забыто. Приезжай, ради бога, ради бога, приезжай в маие или я умру с горя. Я дала тебе жизнь, а твое отсутствие меня убивает!»

«Нету денег – и все тут»

Еще одна тема, занимающая центральное место в письмах Варвары Петровны, – ее денежные расчеты с сыновьями (Иваном Сергеевичем и его братом Николаем). Тургенева управляет несколькими принадлежащими семье имениями и периодически высылает детям условленные суммы; при этом она без конца упрекает Ивана в чрезмерных тратах и требует от него подробных денежных отчетов. Судя по всему, сам Тургенев постоянно повторяет просьбы о деньгах и относится к требованиям матери легкомысленно; это становится поводом для упреков и нотаций, которые растягиваются иногда не на одну страницу. Несколько фрагментов из писем Варвары Петровны на денежную тему:

«Твоими письмами никто из нас, твоей семьи, не доволен, потому что ты не пишешь о том, что нас всех более всего интересует. – О расходах своих!»

«...А потом и другая болезнь очень нас обеспокоила, кошельковая. Да по скольку же ты проживаешь на месяц?.. Ведь по нашему счету ты с 8-го октября получил 3000, а третьего генваря ты без копейки, с одним кредитом... Это для меня такая загадка, что я и разгадать не умею. Я не удивлюсь, ежели тебя в тюрьму посадят...»

«Я уже писала – ваше состояние и все наше, как на ладони. 10 тысяч ассигнациями имеешь ты в год, ни копейки более... Ты поехал за границу – а я – в Спасское. Погорел ты, незачем было вояжировать. Дай бог, чтобы достало на нужду – чтобы натянуть убылое. Ты, не считая, деньги тратил. А чтобы достало и тебе, и брату в гвардии, который, впродчем, очень бережлив, – я жила от маия до генваря в Спасском – и, – признаюсь... это жертва».

 «Я бы желала, чтобы вы – т.е. брат, избавил меня от хлопот и не я вам, а вы бы мне присылали на прожиток, дождусь ли я этого, боже мой! Дождусь ли? – Нет! Не дождусь».

«Нету денег – и все тут. Более писать нечего. Дожидайтесь моего приезда в Москву... Будьте здоровы. Денег сами добудете. Мое благословенье с вами – родительское благословенье лучше всего».

Барыня из «Муму»

Известно, что образ, наиболее близкий к Варваре Петровне в творчестве Тургенева – властная и деспотичная барыня из рассказа «Муму». В письмах ярко проявляются эти черты характера. В обращении к сыновьям мать неоднократно переходит на повелительный тон, не сомневаясь в своем праве приказывать им, а к своим дворовым и слугам относится и вовсе практически как к животным. Подчас это проявляется в тоне Варвары Петровны как-то безотчетно; даже свою любимую воспитанницу она сравнивает с собачонкой, видимо, нисколько не думая о том, что такое сопоставление может быть унизительным.

«Я недовольна тобой. Ты привык не считать своих денег, не записывать расходов, с трудом отдавать требуемые отчеты.

Варвара Петровна Тургенева

Я виновата перед тобой, что с младенчества не приучила тебя к сему строгостью... розгой, потому что это только на вас с братом всегда и действовало. Слово "я вам приказываю" вы понимали. – Но! при слове "я вас прошу" вы отвечали смехом хи-хи-хи и ничего не делали».

«Кстати, о Биби. Она так умна, как собачонка. В ней инстинкт ко мне. Неотлучна, кротка, терпелива, послушна, грациозна, миловидна, – но! она не совершенна – в ней есть тоже слабости. Ленива к ученью и говорит, что это не грех, потому что в 10 заповедях этого греха не показано. Лакома до того, что может красть конфекты. Небрежлива, любит наряжаться, вот и все, более за нею нет пороков».

«Ндрав ангельский, послушна, независтлива, покорна, сирна, кротка – вот моя девочка. Ласкова уж чересчур, я бы желала ее подичее. Возьми ее на руки незнакомый, чужой... пойдет. Я не люблю этого ни в собачках, ни в девочках. И та и другая должна любить по-моему, одного хозяина».

«Я гневаюсь на тебя за стихи!»

В письмах содержится несколько фрагментов, в которых Варвара Петровна выражает отношение к современной ей русской литературе в целом и к ранним произведениям сына. Она признается, что «не знает толку в стихах», однако высказывает мнение, что «поэзия умерла с Пушкиным».

Есть в письмах отзывы резко критические, однако после публикации поэмы Тургенева «Параша» Варвара Петровна смягчает свой тон.

«Новая литература французская час от часу лучше, приятнее, простее, любо и весело читать. А мы, бедные русские, совсем упали... Поезия умерла с Пушкиным. Бедная Россия. Однако был уже у нас Самароков, Ломоносов, Державин, Пушкин – а теперь не вытанцовывается, да и только!»

«Теперь спрашиваю я тебя, отчего ты мог подумать, что я гневаюсь на тебя за расходы... за стихи!..

За расходы не гневаюсь, а требую только ежемесячного счету, что в кармане, чтобы я не доводила тебя до нужды, и чтобы ты не взял привычки общей русской жить в долг. На твоем месте я бы не плакал, а радовался, имея такую попечительницу.

За стихи. Воля твоя, Иван, я люблю тебя, люблю всей силой моей души! А ты меня мучишь. Я просила тебя писать ко мне еженедельно!.. Я плачу за почту!.. Как ждешь, ждешь! И вместо письма, где я видела бы тебя, как в зеркале, что ты делаешь, как поживаешь, где бываешь, в каких местах гуляешь. И вдруг!.. Что же?.. Получаю стихи, да еще какие беспутные – т.е. без рифм. Воля твоя, не понимаю я их. В наши времена так не писали!.. Ты мне напоминаешь простоту тетки Федосьи Николаевны, доброй впродчем. Возьмет ноты и мычит по оным, будто поет: "Мы... м... м...", – а уха, рыла не знает».

«Я бы многое хотела тебе сказать насчет твоего сочиненья (поэмы «Параша» – ред.). – Но! я не имею духу... Что такое поезия – можно быть, как Пушкин, и хороший поэт, но! матери от этого не было никакого проку. Итак, мое счастие состоит в твоей любви ко мне, покорности и почтеньи. Я толку не знаю в стихах и боюсь, чтобы ты не пострадал от завистников, потому что те, коих называют в «Инвалиде» доморощенными пиитами и фабрикующих вирши, боюсь, чтобы за себя не отмстили. И Пушкин был критикован, и у него нашли ошибки, охолоделость и прч... прч... Помилуй тебя Создатель от горести читать о себе критику. Похвала не столько лестна, сколько критика убийственна поэтам. Хоть ты и филозоф. – Но! сердце не покоряется рассудку. И ежели ты и покажешь вид равнодушный, но! мать увидит насквозь досаду. Дай бог, чтобы ты не испытал этого!»

Истории и зарисовки

Особенно интересны в письмах Варвары Петровны небольшие философские рассуждения и зарисовки, а также забавные и загадочные истории. Их трудно цитировать, поскольку в большинстве случаев они «вплетены» в ткань письма; однако некоторые удается «выхватить» из общего материала. Это, например, анекдот о реакции дяди Тургенева на публикацию поэмы «Параша», советы сыну о любовных делах, описание «кокетствующей» пчелы. Любопытнейшая с психологической точки зрения история – о том, как Тургенева, наказывая своих детей, сама при этом страдала и падала в обморок, а 9-летний Коля (брат Ивана Сергеевича) жалел ее. Производит впечатление и рассказ о пауке, пойманном Варварой Петровной: он подавал ей таинственные знаки и умер от переедания.

«Дядя-старик совсем сошел с ума от твоей «Параши»... Что бы ни сделал, все назовет Парашей. В цветнике сделали улитку – которую садовники называют улитой, а дядя – Парашей. Отелила ли корова телочку – Параша. Лошадь – Параша. Биби зовет Парашей – пресмешной».

Тургенев с братом Николаем в детстве (Николай слева, Иван справа)

«Итак, ты любишь. Любовь в малолетстве, конечно, это самое приятное время. – Но! непродолжительно. – И после первого поцелуя в перчатке ручку – захочется поцеловать без перчатки... а там!... Не верь женщине, которая будет тебя уверять в любви, а перчатки не снимет... Нет! Знай, что она тебя не любит!.. Знай, что она только кокетствует».

«Я все занимаюсь пчелами, стеклянные ульи на своем месте. А как нынче гречишный год, то меду они нанесли очень много. Я видела матку, опять несущую яйцы, и потом, когда она было вылетела погулять, и захватил ее дож, как она обсушивалась и как пчелы ее облизывали, обтирали, и как важно она протягивала лапки, кокетствовала, притворялась едва дышащею. О!... Женщина во всяком созданьи одинакова, любит нравиться и заставлять восхищаться собой».

«Когда вы были еще дети, и я вас секала – и всегда кончится обмороком. Один раз, помню, высекла дружка Колю, ударов 10 дала. Никогда он не кричал и не плакал, еще жалеет. Вот я чувствую, что свет темнеет. Коля, ангел мой, забыл свою боль и кричит: «Воды, воды мамаше». Сердечушко, стоит передо мной с голой ж... Ему было 9 лет, после того я его уже не секла.

Детей наказывать – себя мучить».

«Без меня уморили моего Мигаля... не с голоду, а от усердия – его окормили. Что такое Мигаль? Это был мой паук, которого я нашла на дороге, ехав в Карачев. Остановилась, его поймали, посадили в стакан. Он жил у меня месяц. Описать я не могу, что Мигаль наконец как ко мне привык. Прежде он меня понимал, потом говорил со мною знаками. Мне было страшно, я думала, что это какой-нибудь принц, превращенный в паука. И могла бы со временем сойти с ума от него – Но! его нет на свете. Я тебе посылаю его портрет, он был точно такой. Я берегу его, не знаю, что такое, но! Мигаль все такой точно мертвый, как живой, только что не шевелится. Все 8 глаз его глядят, – но! не ворочаются во все стороны – как было у живого. Мне стыдно, а слеза выкатилась еще, и я часто на него на мертвого гляжу».

В заключение стоит отдать должное превосходной подготовке издания: каждое письмо подробно и добросовестно откомментировано. Масштаб проделанной работы удивителен – в книге собраны сведения едва ли не обо всех знакомых семейства Тургеневых, о которых упоминается в письмах, отмечены многочисленные параллели между высказываниями Варвары Петровны и пассажами из произведений ее сына, приводятся дополнительные поясняющие фрагменты переписки других членов семьи.

Нередко Тургенева, выражаясь туманно и неопределенно, задает своего рода «ребусы», ключи к которым пришлось отыскивать составителям. Например, в письмах содержатся отсылки к произведениям малоизвестных писателей, некоторые знакомые семьи или слуги упоминаются только по именам и прозвищам. Подчас работу для комментариев задают необычные слова, придуманные Варварой Петровной: комментарии к одному только «опридчее» занимают полторы страницы.

Дмитрий Никитин