Леонид Юзефович «Зимняя дорога»

Не знаю, кто как, а я мгновенно забываю прочитанные книги. Сюжетов пересказать не могу уже через неделю. Героев перечислить. Главную идею сформулировать. Остается только едва уловимый аромат, или полуслепое воспоминание о фактуре текста, или ощущение на уровне дыхания и ритма.

Тем интереснее для меня книги, которые я помню – и которые вспоминаю, чем дальше после прочтения, тем чаще. Главная такая книга года для меня – «Зимняя дорога» Леонида Юзефовича.

Возможно, тут важно, что я читал ее в бумаге – а практически все остальные с экрана. «Зимняя дорога» имеет для меня вес и объем, а электронные книги развеществлены как объекты. И обложка все время передо мной, а на ней – умное лицо и светлые серые глаза главного героя, которые я вижу и тогда, когда не говорят мне «Александрия».

Возможно, это и потому, что я не проголосовал за «Зимнюю дорогу» на «Нацбесте», отдав свой голос никому не известному Михаилу Однобиблу (ведь и задача премии – поддержать тех, кто иными способами не пробьется на рынок). Я бы и за Юзефовича хотел, но надо было выбирать – и я долго мучился выбором, снова и снова кидаясь от одной книги к другой. И потом долго и невнятно пытался объяснить Леониду Абрамовичу после его победы, что тоже рад по-настоящему. Хотя в выборе своем не раскаиваюсь.

Возможно, дело еще и в том, что совсем уж не связанный с моей жизнью материал лег в основу  книги – один из эпизодов гражданской войны в Якутии. Белый генерал идет через мертвые снежные пустыни и горы брать красный Якутск, чтобы учредить там мужицкую республику. Тысячи километров бессмысленного пути туда – и обратно. Ну какая республика в этом белом безмолвии? Кому она нужна? Есть ли бред бредовей? И зачем это мне? Как это может меня зацепить?

А вот зацепило же. И не отпускает. Чем же?

А вот чем. «Ночами ртутный столбик опускался до пятидесятивосьмиградусной отметки. В такие морозы останавливаются ручные часы, потому что в них замерзает смазка, и при полном безветрии, под ясным звездным небом человек слышит таинственный тихий шум, похожий на плеск листвы или шорох пересыпаемого зерна – шуршат кристаллики льда, в которые мгновенно превращается влага выходящего с дыханием воздуха. Такой звук называют «шепотом звезд» - поэтично и в то же время с чувством близости проступающих в этой космической стуже иных, нечеловеческих сфер бытия». Вот этот шепот звезд, еле слышное пересыпание ледяных кристалликов вечности сопровождает весь рассказ о человеческих попытках и порывах, о безумстве храбрых, и никакие стоны раненых и убитых, никакие марши и молитвы не могут его заглушить. Я давно не слышал этого шепота в нашей литературе… Вот мы напряженно всматриваемся то в одну, то в другую картинку – и вдруг еле заметный поворот трубки калейдоскопа, и опять этот легкий шорох льдинок, засыпающих собой народы, царства и царей. Как это делает автор? Черт его знает.

А что же у нас за картинки? Честно говоря, очень страшные. «Изуродованные пулями трупы белых и красных вперемешку с плитами мерзлого навоза; измученные голодные люди, на четвереньках ползающие среди собственных испражнений или ночью распиливающие окоченелые конские туши, чтобы не испортились от разлагающихся и на морозе внутренностей; «миллионы вшей», снег с кровью вместо воды, обгорелые лохмотья вместо шинелей, повязки из вываренного цветного ситца на гноящихся из-за отсутствия медикаментов ранах; доводящий до равнодушия к смерти холод, а одновременно – чувство, что осажденные и осаждающие обречены сражаться друг с другом не потому, что друг друга ненавидят, а потому, что над теми и над другими властвует даже не долг, а Рок в личине долга». Какая-то полярная «Илиада» напополам с «Одиссеей», долгая война и возвратные странствия героев – а еще высокая древняя трагедия эсхиловского извода. Трагедия, в которой все заранее обречены – и не могут не бороться, даже ощущая бессмысленность этой борьбы. Потому что борются они не только под немой аккомпанемент звездного шепота, но и в незримом присутствии целого амфитеатра потомков, которые вмешаться не могут никак – но могут ужасаться и сочувствовать, плакать и содрогаться, испытывая самый настоящий античный катарсис.

И среди этих героев два особых, кружащихся в каком-то заколдованном танце – белый генерал Пепеляев и красный командир Строд. Два разных лица, внимательно глядящих на нас с многочисленных фотографий, которыми проиллюстрирована книга, два мира, «одержимых такой страстностью» (Метерлинк), что невозможно, узнав их, не искать в их движении и смерти какой-то цели. Поиск этой цели растянулся для Леонида Юзефовича на долгих двадцать лет. Не знаю, нашел ли он ее для себя – но для нас он точно проложил важный маршрут к постижению человеческого существования. Долгая «Зимняя дорога» к смыслу – как можно забыть ее, если прошел эту дорогу хотя бы однажды?

Книга Леонида Юзефовича – и только она одна – в этом году попала в шорт-листы всех крупных премий страны. Нечастый случай. Она – в тройке несомненных лидеров «Большой книги», вручение которой состоится через несколько дней. Только разнообразные соображения, не имеющие отношения к собственно литературе (например, «два раза в одни руки не давать»), могут помешать ей выиграть главную премию страны. Но как бы ни сложилась ее ситуативно-премиальная судьба, настоящее место в литературе ей уже обеспечено. Качеством языка. Честностью работы. Масштабностью результата.

И этим вот звездным шепотком, этим ледяным ветерком, потягивающим из щелочек междустрочий…

Сергей Волков