«Что читают учителя?»

«Путеводитель по нашему мозгу» «Что там внутри?», выпущенный издательством «Самокат» в аккурат перед началом карантина – прекрасный инструмент для решения задачи, вставшей перед многими из нас на самоизоляции: надо как-то заново разобраться с собой в условиях, когда отношения с миром приходится переизобретать.

Конечно, это прежде всего отличная книжка про мозг и законы психики, про психологические эксперименты, поменявшие наши представления о самих себе, про органы чувств, развитие человека, поддержание работоспособности мозга, эмоции и творчество.

Подробнее...

Помню, как в 90-е каждое лето ездила в Москву к родителям из Красноярска. Ездила, разумеется, поездом. Поезда тогда были относительно дешевые, и сбережений от убогой учительской зарплаты хватало на билеты себе и сыну. Каждый раз садясь за столик в купе и глядя на соседа или соседку, через пять минут знакомства убедившись, что напротив мой земляк, предлагала: "Ну, давайте искать общих знакомых..." Они всегда находились! Помню тетку, которая показывала пухлую пачку фотографий квартиры женившегося сына, почти на всех был крутой по тем временам диван - очевидно, самая большая гордость семьи... Помню подростка, который жаловался на учителей русского языка: все, как сговорившись, занижали ему оценку, пять школ сменил... И общие, знакомые в разной степени, знакомые находились всегда!

Подробнее...

Закончила читать «Наконец-то революция» Солженицына, фрагменты из романа «Красное колесо», выпущенные отдельной книгой. Подробнейшее описание той недели, когда произошла Февральская революция ( с 26 февраля по 2 марта 1917 года).

С трудом осилила начало, поскольку оформлено оно в виде несобственно- прямой речи рабочего, депутата Государственной Думы, который на момент событий оказался в тюрьме. Этот посконный язык, такой любимый Солженицыным, мне совсем не близок, даже раздражает. 

Подробнее...

Когда мы читаем новый для нас текст, наше лукавое сознание просеивает его идеи таким образом, что на первый план выходят те мысли, образы, чувства героев, которые мы ищем в данный момент в окружающей действительности, которыми занята наша голова. Наверное, поэтому я прочла новый роман Е. Водолазкина как произведение о чувстве вины. Герои этого писателя всегда далеко не идеальные люди: таким были Арсений из «Лавра» и филолог Соловьев из «Соловьева и Ларионова». И вот еще один филолог, но при этом музыкант, Глеб Яновский, который тоже не рыцарь без страха и упрека.

Глеб видит, как его свойственник Егор калечит (а возможно, и убивает) незнакомого человека, – и никому не говорит об этом. Может быть, ему вообще свойственна трусоватость, тем более что, пересекая границу Украины во время Майдана он, говорящий долгое время только по-русски, инстинктивно переходит на границе на украинский.

Подробнее...

«Памяти памяти» по языку и эмоциональному накалу очень похожа на прозу Цветаевой (когда рекомендовала книжку, спотыкалась на имени автора, не Марина ли?). Мария Степанова берет философские и психологические теории и накладывает их на свое (в широком смысле этого слова) прошлое.

Одна из традиционных тем школьных проектов «история моей семьи» обыгрывается поэтом. И вскрыта главная педагогическая тайна: процесс поиска материала ценен сам по себе.

Получившийся текст — это не семейная сага, а рассказ о том, как ты пытался, у тебя не получилось, но все было не зря. Ты изменился сам, задача выполнена. Мы-то в школе всегда знали, что ради этого такие проекты и задумываются, их цель — не разузнать прошлое своей семьи, а ответить на вопрос «кто я?».

Подробнее...

Начало очень несовременное. Тяжелый язык стилизации, повествование ведется от лица дворецкого «большого дома» Англии середины ХХ века: "маленький человек" во всей его каноничности, привет Достоевскому, «Бедным людям», Макару Девушкину (здесь, с поправкой на местность, главного героя зовут мистер Стивенсон).

Такой неожиданный формат, литература ХХ века как-то забыла, что частный человек бывает маленьким, что значимые события его жизни могут ограничиваться покупкой шинели, а кругозор не будет выходить за рамки повседневных обязанностей. В современной литературе каждый — личность, космос со своим вихрем сложнейших проблем и переживаний, травм и привязанностей.

Подробнее...

«…мы все вместе стоим над холодной блестящей рекою»

Я редко читаю современную литературу. Прежде всего, потому, что крайне мало произведений современных авторов способно доставить мне удовольствие. Проще и надежнее в таком случае открыть том Достоевского, что-то из нечитанного Фолкнера, Хемингуэя, Шоу и многих других классиков. При таком, прямо скажем, привередливом подходе я внезапно уткнулась в книгу Гузель Яхиной «Дети мои» и, не отрываясь, читала три дня. Причем об этих днях не жалею нисколько – жалею, что книга закончилась. И все о ней размышляю, размышляю… Позвольте поделиться здесь этими размышлениями.

Я нарочно не буду апеллировать к увенчанной наградой первой книге писательницы, чтобы не сравнивать и не впадать в знакомое всем искушение завышенными ожиданиями.

Перед нами книга, написанная в традициях «магического реализма». Здесь мы найдем массу отсылок к Толкиену («малорослый народец» -- прямая аллюзия к хоббитам, а уж главный герой, который берет с собой в путь носовой платок, сразу вызывает ассоциацию с Бильбо, который этот самый платок позабыл), к Маркесу (уединенный дом, изобильные годы, арбузная Эми, у которой все плодоносит в точности как у Петры Котес, Клара, умирающая от родов, как Ремедиос, и многое другое). Да и само пространство этой земли немецких поселенцев мифологично: река Волга, через которую надо переходить, чтобы оказаться в другой реальности; имена героев – пастор Гендель, учитель Бах, мукомол Вагнер (владелец старого граммофона с дюжиной пластинок), редактор Фихте и многие другие; дом Гримма, из которого нельзя убежать – дорога все равно приведет назад; внезапная немота героя…

Подробнее...

Роман Александры Петровой «Аппендикс» вышел недавно. Название сразу интригует читателя, если он, конечно, не патологоанатом. 

В романе «аппендикс» многозначен – это и атавистический фрагмент человеческого тела, который маленькой героине удаляют в ленинградской больнице и помещают в больничный музей. Еще аппендикс – это Aпеннинский полуостров (и слово звучит похоже), на котором расположен город Рим, по которому бродит выросшая героиня. Аппендикс – это и приложение к книге, а не сама книга, то есть нечто маргинальное, как и сама героиня и ее друзья. Аппендикс – это и район Ребибия, где находится городская тюрьма и от которого Рим прячет глаза. Здесь происходит основное действие романа. 

Эту книгу в 800 страниц далеко не всякий прочтет до конца. И причина не только в ее непомерном объеме. Или именно в нем, потому что романный мир на фоне плоскостных изображений реальности во многих современных произведениях,  предстает объемным (эдакое 3D).  В книге есть горизонтальный сюжет, почти детективный. В романе множество действующих лиц, с которыми героиня (она называет себя «странницей») сталкивается в уголках Рима, совершенно неведомых туристам. Но помимо Рима, в котором героиня живет в настоящем, есть еще ее прошлое, Ленинград и Крым 1970-х годов, действие романа с регулярностью маятника качается  между двумя временами и двумя пространствами.  А сами герои тоже находятся в положении «между» – детством и взрослостью, мужским и женским, подземельем и небесами – и все герои зависают время от времени в этом «между».  

Подробнее...

Не знаю, кто как, а я мгновенно забываю прочитанные книги. Сюжетов пересказать не могу уже через неделю. Героев перечислить. Главную идею сформулировать. Остается только едва уловимый аромат, или полуслепое воспоминание о фактуре текста, или ощущение на уровне дыхания и ритма.

Тем интереснее для меня книги, которые я помню – и которые вспоминаю, чем дальше после прочтения, тем чаще. Главная такая книга года для меня – «Зимняя дорога» Леонида Юзефовича.

Возможно, тут важно, что я читал ее в бумаге – а практически все остальные с экрана. «Зимняя дорога» имеет для меня вес и объем, а электронные книги развеществлены как объекты. И обложка все время передо мной, а на ней – умное лицо и светлые серые глаза главного героя, которые я вижу и тогда, когда не говорят мне «Александрия».

Возможно, это и потому, что я не проголосовал за «Зимнюю дорогу» на «Нацбесте», отдав свой голос никому не известному Михаилу Однобиблу (ведь и задача премии – поддержать тех, кто иными способами не пробьется на рынок). Я бы и за Юзефовича хотел, но надо было выбирать – и я долго мучился выбором, снова и снова кидаясь от одной книги к другой. И потом долго и невнятно пытался объяснить Леониду Абрамовичу после его победы, что тоже рад по-настоящему. Хотя в выборе своем не раскаиваюсь.

Подробнее...

Роман П.Алешковского «Крепость» (шорт-лист «Большой книги», лонг-лист «Русского Букера») почти физически ощутил как танго-партнершу, грузно повисшую на руке и тянущую в пол. Танца не выходит, все время пытаешься вытянуть ноги из трясины текста, а он, жирно и смачно причмокивая, затягивает обратно.

«Почему?» – все время думал я. «И почему не бросаю?» Главная причина – Торжок, изображенный в романе под именем Деревск. Один из любимых городов родной Калининской области, куда столько школьников отвез на своем веку, где столько маршрутов пройдено. Второе дело – археология: опять же, капывано в юности несколько славянских курганов в верховьях Волги, воспоминания живы до сих пор. Меня и на филфак-то взяли потому, что я вдохновенно о тех раскопах на экзамене по истории рассказывал, а так бы пару влепили, ибо во внешней политике СССР в 1922-1933 годы я был ни бум-бум. А в романе – Торжок во всей красе, Борисоглебский монастырь, и герой – археолог, находит подземную церковь и могилу Ефрема, который монастырь тот основал чуть не в одиннадцатом веке. Ну как такое бросить?

А вот все остальное…

Подробнее...

Роман С.Солоуха «Рассказы о животных» вошел в короткий список премии «Большая книга – 2016»

Эпиграфом к книге можно взять слова одного из эпизодических героев по фамилии Величко: «Теперь, вы знаете, такие времена, что уж и непонятно, по поводу чего надо было соболезновать. Чьей-то смерти или, наоборот, чьей-то жизни…»

Небольшой роман повествует о жизни пятидесятилетнего коммивояжера, а ранее вузовского преподавателя, кандидата технических наук Игоря с «самой неподходящей для Западной Сибири» (а именно там происходит действие) фамилией – Валенок.

Книга строится на сочетании двух временных линий: прошлого и настоящего – воспоминаний Игоря и ситуации «здесь и сейчас». Соответственно, автор то сближается с героем в настоящем, передоверяя ему вести повествование, то отдаляется от него и изображает события прошлого от третьего лица. Такая смена позиций не позволяет читателю «сжиться» с героем, войти в его мир до конца и сочувствовать там, где, казалось бы, надо.

Подробнее...

«Отбирали лучших из лучших», – сказал о коротком списке премии «Большая книга»  председатель Совета экспертов Михаил Бутов. Читая «Завидное чувство Веры Стениной», думаешь: «Если это – «лучшее из лучших», то…  бедная наша литература!

Книга, начиная с названия, претендует на многозначность. «Завидное чувство» - это и особая, придуманная автором «завидная»  способность героини-искусствоведа  чувствовать произведения живописи, ощущать запах нарисованных цветов и вещей, слышать голоса изображенных персонажей, иногда даже «поболтать» с ними. Особенность, позволяющая безошибочно определять «молчащие» подделки и подниматься по служебной лестнице. Но «завидное чувство» – это еще и – «от обратного» – само чувство зависти, съедающее героиню, не дающее наслаждаться жизнью даже тогда, когда в этой жизни все складывается, как говорится, «на зависть всем». Банальная зависть женщины к своей более удачливой подруге вырастает в книге до символа, воплощенного в  глобальном образе летучей мыши, которая то притаится непонятным комком в горле, до разрастается до жутких сказочных размеров.

Подробнее...