#Островскийгроза: Кабаниха как герой нашего времени

Наверное, самое нелюбимое для многих школьное произведение – «Гроза». Купцы и купчихи, говорящие странным языком – как все это от нас далеко и как скучно!

На самом деле, эта пьеса попала в школьную программу по недоразумению. Но не потому, что скучна. А потому, что те, кто школьную программу составлял, как и все, её не прочитали. А прочитали бы – срочно бы исключили.

Потому что писал её Островский, размышляя о своем незаконном романе с известной актрисой, – и писал о любви. Катерине, купеческой дочери, примерно 17 (она год замужем, а выдали ее лет в 16), мужа не любит и не уважает, в ней только- только просыпается чувственность, ей снятся эротические сны, и её желание любви ищет, на кого обрушиться – и находит Бориса. Она и сама знает, что если разрешит себе страсть, уже созревшую внутри нее, то это будет сила разрушительная:

Катерина. А какие сны мне снились, Варенька, какие сны! … А то будто я летаю, так и летаю по воздуху. И теперь иногда снится, да редко, да и не то.

Варвара. А что же?

Катерина (помолчав). Я умру скоро.

Потому в девятнадцатом веке маменьки молоденьких девушек на эту пьесу в театр не водили. А сейчас «лучом света в темном царстве» так спрятали эротическое начало в ней, что совершенно обезопасили юных читателей от всего «неприличного».

Но сегодня я читаю «Грозу» как пьесу не только о Катерине. Кабаниха – вот гениальное прозрение Островского.

Художник С.В. Герасимов. Иллюстрация к 2 действию  пьесы

В одном школьном сочинении было написано: «Если бы молодые жили на своей квартире, отдельно от свекрови, то ничего бы не произошло». Все равно бы произошло. Кабанихи – оглянитесь! – везде.

Откуда они? Из Калинова.

Калинов – город старообрядческий, строгий, закрытый, вознесенный над Волгой. Старые волжские капитаны говорили, что города с «женским» именем стоят на Волге, как правило, на левом, низком берегу, а с «мужским» – на правом, высоком. Так что броситься с обрыва в реку можно в городе под названием Калинов (а не, предположим, Казань). Мировоззрение города определяет странница Феклуша, представитель масс-медиа девятнадцатого века. Вслушайтесь внимательно – как и Кабанова – в то, что она говорит на своем ток-шоу…

Говорят, такие страны есть, милая девушка, где и царей-то нет православных, а салтаны землей правят. В одной земле сидит на троне салтан Махнут турецкий, а в другой – салтан Махнут персидский; и суд творят они, милая девушка, надо всеми людьми, и что ни судят они, все неправильно. И не могут они, милая, ни одного дела рассудить праведно, такой уж им предел положен. У нас закон праведный, а у них, милая, неправедный; что по нашему закону так выходит, а по ихнему все напротив. И все судьи у них, в ихних странах, тоже все неправедные; так им, милая девушка, и в просьбах пишут: «Суди меня, судья неправедный!» А то есть еще земля, где все люди с песьими головами.… За неверность.

Узнаёте «город», в котором жизнь праведная, а вокруг уже апокалипсис наступил? И еще Феклушу послушаем:

Последние времена, матушка Марфа Игнатьевна, последние, по всем приметам последние… Вот хоть бы в Москве; бегает народ взад да вперед неизвестно зачем... Ему представляется-то, что он за делом бежит; торопится, бедный: людей не узнает, ему мерещится, что его манит некто; а придет на место-то, ан пусто, нет ничего, мечта одна. И пойдет в тоске. А другому мерещится, что будто он догоняет кого-то знакомого. Со стороны-то свежий человек сейчас видит, что никого нет; а тому-то все кажется от суеты, что он догоняет. Суета-то ведь она вроде тумана бывает. Вот у вас в этакой прекрасный вечер редко кто и за вороты-то выдет посидеть; а в Москве-то теперь гульбища да игрища, а по улицам-то инда грохот идет; стон стоит.

А это уж совсем узнаваемое, все на это жалуемся:

Уж и время-то стало в умаление приходить… Конечно, не мы, где нам заметить в суете-то! А вот умные люди замечают, что у нас и время-то короче становится. Бывало, лето и зима-то тянутся-тянутся, не дождешься, когда кончатся; а нынче и не увидишь, как пролетят. Дни-то и часы все те же как будто остались; а время-то, за наши грехи, все короче и короче делается.

И хуже этого будет, говорит Кабанова, и мы до этого доживем. Потому единственное, что можно сделать – чуть-чуть задержать приход «апокалипсиса». Мир рушится, спастись можно только «железным занавесом», от всего отгородившись, закрывшись. Потому Кабанова берет на себя миссию спасительницы – города и мира. Посмотрим, как она собирается это делать.

Сцена из спектакля Вологодского драматичекого театра

Кабанова считает, что человек по природе своей плох. Не она одна – Достоевский тоже так считал. Потому надо держать человека в страхе. У Достоевского человек должен бояться Бога. А у Кабановой?

Вот Кабанова жалеет себя после отъезда Тихона. И не хотела она детей в ежовых рукавицах держать, а надо:

Молодость-то что значит! Смешно смотреть-то даже на них! Кабы не свои, насмеялась бы досыта. Ничего-то не знают, никакого порядка. Проститься-то путем не умеют. Хорошо еще, у кого в доме старшие есть, ими дом-то и держится, пока живы. А ведь тоже, глупые, на свою волю хотят, а выдут на волю-то, так и путаются на покор да смех добрым людям. Конечно, кто и пожалеет, а больше все смеются. Да не смеяться-то нельзя; гостей позовут, посадить не умеют, да еще, гляди, позабудут кого из родных. Смех, да и только! Так-то вот старина-то и выводится. В другой дом и взойти-то не хочется. А и взойдешь-то, так плюнешь да вон скорее. Что будет, как старики перемрут, как будет свет стоять, уж и не знаю.

Чего же они, молодежь, не умеют? Ритуал соблюсти («гостей посадить не умеют»). Но причем здесь ритуал?

По мнению Островского, движение жизни строится как постоянная борьба живого и мертвого. Каждое явление возникает как живое, в нем содержание находит адекватную для себя форму. Потом оно умирает, и остается пустая мертвая форма. Есть люди, которые так боятся всего живого и свободного, что пытаются удержать омертвевшее соблюдением ритуала, удержать страхом перед тем, кто его охраняет.

Я знала директрису школы, которая стояла на входе в здание и проверяла длину юбки – на ладонь выше колена. И искренне полагала, что длина юбки спасет нравственность. Оглянитесь вокруг – в каждой школе, в каждой организации есть кто-то из начальников, кто полагает, что делает лучше для вас же – строгим соблюдением никому не нужных правил. Вы их ненавидите? А эти люди выполняют свою миссию: думают, что спасают мир во имя вашего же блага. Интересно, что чаще всего (хороший психолог Островский!) в Кабаних, жестоких фанатиков-идеологов, превращаются женщины средних лет.

Для Кабанихи нет ничего страшнее свободы. Те люди, которых она видит рядом с собой, казалось бы, подтверждают ее размышления. Дикой, например. Этот человек слишком широк, по выражению Достоевского, и не знает, что делать со своей свободой. Потому нужно, чтобы над ним «кто-то был», кого бы он боялся.

Дикой. Постой, кума, постой! Не сердись... Куда же это я пойду?

Кабанова. Домой. А то куда же!

Дикой. А коли я не хочу домой-то?

Кабанов. Отчего же это, позволь тебя спросить?

Дикой. А потому что у меня там война идет.

Кабанова. Да кому ж там воевать-то? Ведь ты один только там воин-то и есть.

Дикой. Ну так что ж, что я воин? Ну, что ж из этого?

Кабанова. Что? Ничего. А и честь-то не велика, потому что воюешь-то ты всю жизнь с бабами. Вот что… Нет над тобой старших, вот ты и куражишься.

В. Пашенная в спектакле Малогог театра. Классическое представление о Кабанихе.

 Для таких людей, которые не знают, что им самим с собой делать, страх – единственное, что их держит. Для чиновника – страх начальства, для вора – страх наказания. Кабанихам кажется, что это всеобщий закон, а они будут – и смогут – страхом всех держать.

Соблюдай мертвую форму! – говорит Кабанова невестке. Падай в ноги и вой, когда муж уезжает. Не умею, – отвечает Катерина. И правильно отвечает, потому что выть, то есть причитать, надо уметь. В деревнях были специальные женщины, плакальщицы, вопленицы, на свадьбах или похоронах они профессионально заводили толпу баб, и те тоже начинали вопить. Меня вот заставь – я, как и Катерина, не смогу этого сделать. Но Кабанова ей в ответ: захотела бы, выучилась! Когда Катерина зовет Бориса, мысленно прощается с ним и с жизнью, она причитает по правилам – появилось «содержание», явилась сама собой и «форма».

Но вопреки убежденности Кабаних, мертвая форма ни от чего не спасает – она только убивает, потому что обессмысливает. Вот Катерина вспоминает, как жила у маменьки в родном доме. Варвара резонно отвечает ей, что и у них в доме так же. А вот и нет – послушайте, что ей отвечает от природы мудрая Катерина:

Катерина. Знаешь, как я жила в девушках? Вот я тебе сейчас расскажу. Встану я, бывало, рано; коли летом, так схожу на ключок, умоюсь, принесу с собою водицы и все, все цветы в доме полью. У меня цветов было много-много. Потом пойдем с маменькой в церковь, все и странницы — у нас полон дом был странниц да богомолок. А придем из церкви, сядем за какую-нибудь работу, больше по бархату золотом, а странницы станут рассказывать: где они были, что видели, жития разные, либо стихи поют. Так до обеда время и пройдет. Тут старухи уснуть лягут, а я по саду гуляю. Потом к вечерне, а вечером опять рассказы да пение. Таково хорошо было!

Варвара. Да ведь и у нас то же самое.

Катерина. Да здесь все как будто из-под неволи.

Как много меняется в нашей жизни, когда мы делаем что-то из-под неволи, когда нас контролируют и ограничивают со всех сторон! Учителя по-разному учат, когда свободны и когда обложены инструкциями, врачи по-разному лечат, наши дети – по-разному делают уроки… Принцип всеобщий!

От мертвой жизни слабые ломаются и отучаются жить своим умом. Как Тихон.

Варвара. Две недели в дороге будет, заглазное дело! Сама посуди! У нее сердце все изноет, что он на своей воле гуляет.

Катерина. И на воле-то он словно связанный.

Варвара. Да, как же, связанный! Он как выедет, так запьет. Он теперь слушает, а сам думает, как бы ему вырваться-то поскорей.

Одна моя знакомая «Кабанова» любила повторять: «Молодежь надо понимать. Вот я понимаю молодежь». И сделала несчастной дочь, которую развела с мужем, и внука, погибшего от пьянства.

А сильные, бунтуя против мертвого начала жизни, готовы даже погибнуть. Как Катерина. Кабанихи предпочитают думать, что бунт Катерин происходит от излишней свободы. Бунт – от несвободы. Катерина берет ключ от калитки, за которой – ее короткое счастье. «Кабы не свекровь», не взяла бы ключ, но сил больше нет жить в духоте.

Слишком много нынче Кабаних, ломающих жизни молодых вокруг себя. А потому читайте «Грозу» вместе с вашими детьми. Она не скучная, эта пьеса, просто она о том, о чем в школе редко говорят.

Лия Бушканец