Памяти Владимира Марковича Марковича

25 июня мы узнали, что ушёл из жизни Владимир Маркович Маркович. Владимир Маркович известен очень многим как автор работ, без которых нельзя думать, говорить и писать о Тургеневе и Гоголе («Человек в романах Тургенева», «Петербургские повести» Н.В.Гоголя»).

В 2000-х годах Владимиром Марковичем был создан цикл очерков о филологии и филологах, вошедший в сборник «Мифы и биографии»; драгоценны и небольшие работы Марковича – например, статья про «Горе от ума», в которой вводится понятие «принципа компромисса» как основополагающего для пьесы Грибоедова и позволяющего уйти от прямолинейных трактовок комедии как обличающей фамусовское общество или выносящей приговор Чацкому. Или замчеательная заметка о лирической стихии в романе Лермонтова… Или о романах Лермонтова и Пастернака… И последние работы Владимира Марковича – о ленинградской неподцензурной поэзии. В этом перечне разнообразие соединяется с удивительным единством: из любимых сюжетов Владимира Марковича – проблема точки зрения и вытекающая из неё нарратологическая проблематика, постоянное внимание к микро-анализу эпизодов и языковой ткани текста одновременно с интересом к основам словесного творчества и прагматике литературы.

Мне посчастливилось познакомиться с Владимиром Марковичем на научной конференции школьников “Санкт-Петербурга, Царское село, Пушкин и русская культура”, руководителем которой он был многие годы. Тогда поразило, какие точные, почти безжалостные, и одновременно чуткие и добрые слова он находил для школьников – начинающих исследователей, с каким искренним интересом, без малейшего высокомерия слушал все работы. А открывал конференцию Владимир Маркович из года в год словами о природе научной деятельности: “Научная работа отличается от ненаучной наличием ссылок”. Вот это соединение доброго внимания к молодости и всему самому новому (отдельный сюжет – как любила Марковича самая разнообразная научная молодёжь и как к нему тянулась) – и безусловного уважения к традиции отличало Владимира Марковича, было той подлинной интеллигентностью и человечностью, которая и притягивала к нему.

Владимир Маркович – безусловный пример научной добросовестности (никогда он не стремился к обилию написанных статей, сборник “Избранные работы” со всеми ключевыми работами – размером с не очень большую монографию). И вместе с нем для него было невозможно, чтобы наука замыкалась в сугубо кабинетной работе, было  необходимо выстраивать связи науки со школой, академической науки – со студенческой и аспирантской. Многие годы Владимир Маркович был руководителем летнего методического семинара для учителей литературы, именно его лекции становились для нас событием встречи с подлинной живой мыслью, позволявшей преодолеть привычные рамки и представления, увидеть по-новому пушкинские и лермонтовские тексты, о которых говорил Владимир Маркович. Но снова самое главное – человеческое начало, которое встаёт за этими лекциями: внимание к каждому слову, удивительное сочетание чуткости и ироничности интонаций (шутки Владимира Марковича – это тема отдельного разговора: всегда очень сдержанные и тихие, но невероятно смешные). Сейчас я перечитал конспекты лекций Владимира Марковича, и нашёл очень точную фразу: «Высоко забираться по лестнице смыслов». Это то, что помогал делать Владимир Маркович, и что теперь так трудно будет делать, потому что позвонить ему (чтобы просто «подержаться» за его голос, за его простые слова поддержки – даже не самым близким людям) больше нельзя.

Антон Скулачёв

Для меня Владимир Маркович Маркович – в первую очередь Учитель… Многие из тех, кто прослушал хотя бы курс его лекций, навсегда чувствовали себя его учениками. Впервые я увидел его в 1974 году на филфаке ЛГУ им. Жданова. Тогда, в тринадцать лет, я прочитал «Войну и мир» и стал искать, с кем бы эту книгу обсудить… И пришел на филфак ЛГУ (тогда вход туда был свободным), чтобы прослушать спецкурс профессора Григория Абрамовича Бялого, посвященный русской реалистической прозе второй половины XIX века. Толпа пришлого, подобно мне, разновозрастного народа переполнила помещение. И плотный старичок с совершенно белой от седины головой (как я позже узнал, это и был Бялый) из забитого людьми коридора отдал команду перейти всем в конференц-зал филфака. Там, в жаркой беззвучной  духоте, он тишайшим голосом рассказывал, разыгрывал содержание книги, эмоции автора, читателей… Все время спецкурсов: и перед лекциями, и во время, и после, - возле профессора находился, поддерживая и помогая ему раскрыть вовремя ту или иную книгу, необычной внешности человек. Он был с такими же большими, как у Бялого, очками (только в более толстой роговой оправе). Значительно выше ростом, слегка сгорблен, по-мальчишески худой. При этом - странно высокий, сильно лысеющий лоб. Обращаясь к Григорию Абрамовичу, он счастливо улыбался…

Несколько лет спустя, решившись прослушать в ЛГУ спецкурс по литературе первой половины XIX века, я узнал в лекторе, Владимире Марковиче, того самого спутника Бялого. Он совсем не подражал своему «предшественнику». Казалось, избегал театральных интонаций; говорил подчеркнуто спокойно, холодно, без эмоций.  Постепенно лектор разворачивал драматичный конфликт между разными пониманиями текста, перекидывая мостиком вопросы от одной точки зрения к другой и делая после завершения почти каждой мысли большую паузу (заполняемую напряженным  воображением слушателей). Он, казалось, излучал уверенность в силе своих доводов, готовность действовать. Лекция воспринималась как  драматическое представление.

Поэтому, став студентом филфака герценовского института, я обрадовался, когда узнал, что Владимир Маркович будет читать у нас спецкурсы. Его дотошный, разносторонний подход к осмыслению текста стал ориентиром для многих из нас.

…В начале двухтысячных годов я, рядовой учитель гимназии, задумал организовать городскую конференцию школьных научно-практических работ, которая бы давала возможность начинающим исследователям вступать в дискуссию с состоявшимися учеными. Обратился за помощью к Владимиру Марковичу. Он сразу согласился возглавить жюри. К тому времени, во многом благодаря телепередачам для школьников, Маркович был едва ли не самым известным литературоведом среди питерских учителей. Благодаря ему в работе жюри приняли участие известные ученые,  доктора наук: В.А. Маранцман (доктор педагогических наук, член-корреспондент РАО, профессор РГПУ), И.Н. Сухих (доктор филологических наук, профессор СПбГУ), Г.В. Стадников (доктор филологических наук, профессор РГПУ), Г.Н. Ионин (доктор педагогических наук, профессор РГПУ)… Позже эта конференция стала проводиться под названием «Открытые городские чтения школьных исследовательских работ «У Крюкова канала»». Владимир Маркович, несмотря на напряженную научную деятельность и ухудшающееся здоровье, еще  не раз помогал нам…

Время шло… Помню, как в 2008 году я снова пришел на филфак (теперь уже в СПбГУ) послушать спецсеминар Марковича. Явился пораньше, чтобы «занять» место в зале. Преодолел на вахте сопротивление охранника (по телефону заручился поддержкой профессора)… И-и… В огромной и пустой аудитории занятие, кроме меня, слушали только два (!) студента (как позже выяснилось, один из них писал диплом под руководством Марковича)... Пожилой, ослабленный болезнью ученый пришел, как всегда, подготовленным; проводил занятие так же интересно, как и для большого числа слушателей… Было стыдно – за всех прогуливающих учебу… Когда же  на последнем семинаре аудитория заполнилась студентами с зачетками в руках, я растерялся… Это выглядело демонстрацией холопской привычки к «кнуту», в отсутствие которого даже пальцем пошевелить не хочется… Изможденное лицо профессора тогда «свидетельствовало» об отсутствии сил противодействовать подобному типу сознания…

28 июня 2016 года, в петербургском Храме Феодоровской иконы Божией Матери  отпевали выдающегося литературоведа и педагога нашего времени – Владимира Марковича Марковича. СМИ не уделили внимания кончине этого человека. Может, оно в чем-то и лучше. Много званых, но мало избранных… Тяжело – думать об ушедшем дорогом человеке. В воздухе ощущаешь дыру, в которой исчезают воспоминания... Хочется залатать её –  «живым» рассказом. Пусть даже сумбурным…

Илья Цейтлин