Героическая поэма, роман в стихах, сцены народной жизни, комедия в 4 действиях – все эти жанровые обозначения не имеют никакого определяющего значения для читателя. Как рядовой книголюб ориентируется в многообразии жанров?
Рядовой книголюб никогда – поверьте, никогда! – не выйдет из зоны комфорта. У него есть своя читательская история. И эта история сама по себе книга. В ней найдутся свои счастливые взлеты и угнетающие неудачи, моменты очарования и эпизоды, за которые немного неловко, слова из чуждого мира и слова, за которые будешь биться до конца.
И еще – цитаты, с которыми ты живешь.
«Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным».
«Я подумаю об этом завтра».
«Уже уходите? – А что, еще что-то осталось?»
«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».
«В человеке все должно быть прекрасно…»
«Они положили ждать и терпеть».
У каждого они свои. И у каждого свои – понятные ему одному или общепризнанные – жанры. Эта книга – в жанре «Ромео и Джульетты», эта совсем как «Золушка», а вон та – знаменитый наш роман в стихах, энциклопедия русской жизни.
Считается, что все истории в мировой литературе сводятся к 12 сюжетам и 36 драматическим ситуациям. С этим можно поспорить. Но это – в какой-нибудь другой раз. А сегодня откроем три новые книги. Хотя сюжеты у них весьма знакомые: «Блудный сын», «Евгений Онегин», «Денискины рассказы».
Это трудно, совершенно невозможно даже представить себе: однажды утром одному отцу приходит смс: «В старших классах произошла перестрелка. Просим всех родителей по возможности собраться в церкви Михаила, которая находится напротив Пятого шоссе».
И мы бросаемся бежать.
Мы бежим долго, очень долго. И вот мы, наконец, в церкви. Здесь все родители нашей школы – знакомые, незнакомые, но все одинаково потерянные. Вы ничего не понимаете. Вы ждете.
И вот начинается движение. Сначала постепенно выходят родители тех, кто остался жив.
Потом – те, чьи дети сегодня погибли.
И вот ты остаешься один.
Совершенно один. Ты не знаешь, что с твоим ребенком.
Но мы-то, мы-то давно все поняли. И, пока растерянный отец не может ничего понять, мы почти кричим: «Да пойми же ты! Ведь все очевидно!»
А он понимает, но не верит. И начинает искать своего сына – ведь его так и не нашли.
И все это время он – отец убийцы. Человек, который воспитал монстра. Тот, кого будут ненавидеть и проклинать до конца его дней.
Теперь навсегда вычеркнут из нормальной жизни. Но это его не очень волнует – по крайней мере, до тех пор, пока не отыщется Джейк.
А мы все кричим ему: «Да что же ты никак не врубишься?!»
Мы проживаем с Саймоном Конолли и его сыном Джейком двадцать с чем-то дней после трагедии – и 17 лет до нее. И все это время нам кажется, что мы понимаем больше, чем они. Но, может быть, прав именно отец в своей безусловной вере в доброго, милосердного, хорошего сына?
Ком в горле и безумная гонка к неочевидной развязке. Неприятие происходящего и жадность к словам, которые бросаются на читающего, как одушевленная ярость. И – спасительная развязка, в которой уже ничего не изменить, не поправить.
Эта книга – наше время, каким оно нам представляется, с его высокими достижениями в сфере гуманизма и чудовищными изобретениями в области уничтожения людей. Мы не можем предсказать, что с нами будет завтра. Поэтому история Джейка (или, скорее, Саймона) абсолютно достоверна.
Во что же нам все-таки верить: в очевидные факты или в отцовскую любовь?
И тут Рейчел тоже не выдерживает:
– Ты мне нужен, Саймон. Приезжай сюда как можно скорее!
– Но я же не могу отсюда уйти, я жду Джейка. Я звонил ему. Он ответил… или кто-то ответил по его мобильнику. Я…
Я поднимаю глаза. В дверях, пристально глядя на меня, стоит офицер полиции. Я отворачиваюсь, надеясь, что он исчезнет, как только я перестану обращать на него внимание. Что эта церковь, эти скамьи пропадут, растают, как дурной сон. Потому что это происходит не на самом деле. И не со мной.
– Мистер Конолли?
– Что там такое творится? – это снова Рейчел.
– Мистер Конолли!
– Ничего, – отвечаю я жене. – Все нормально.
– Как это? В чем дело? Саймон!
– Все нормально, – как попка, снова повторяю я.
Теперь офицер стоит прямо передо мной.
– Прошу вас следовать за мной, сэр.
Онегин вернулся. Теперь он другой – спорт, тусовки, работа в офисе. И где-то между станциями метро он встречает ее, Татьяну. Десять лет назад он завис на даче у своего друга Ленского. А по соседству жили Ларины. Ну и понеслась: она любит его, он мог бы этим воспользоваться, но почему-то тормозит, а тут еще Ленский со своей Ольгой, Ольга клеится к Онегину, Ленский бесится, Онегин собирается уезжать… Нормальный такой бытовой сюжетик.
А потом Ленский погибает. Как сейчас скажут, «при невыясненных обстоятельствах».
И жизнь героев делится на «до» и «после», хотя они не подают вида.
Проходит 10 лет – и вот эта встреча в метро.
Первые 40 страниц ты думаешь: «Кто все эти люди? Куда я попал?» – и испытываешь досаду на неугомонных переписывателей и осовременивателей классики – «Что, своих сюжетов, что ли, нет?»
Потом втягиваешься и забываешь, что это «Онегин».
А потом вдруг выныриваешь: да, это он, точно он, он и не может быть никаким другим! И расслабляешься, и позволяешь уже вертеть собой, хотя раньше мог позволить это одному Пушкину. И знаешь финал, и радуешься финалу.
Лично мой экземпляр книги уже пошел в народ – пятнадцатилетние девочки влюбляются и пишут письма любимым не меньше и не хуже (хотя и не по-французски), чем их пра-пра-пра… да что это я, какие пра-пра? – Татьяна же вот она, совсем рядом, я ее вижу сейчас.
Что касается текста, да, он неровен, весьма неровен. Но блеснет тут или там обрывок цитаты, филологическая шутка – и это работает, ведь в такой момент ты – единственная нить, связывающая «Евгения Онегина», роман в стихах, с его крайними (но не последними) читателями.
Притом Евгений в эти послеполуденные часы,
Болтая с Татьяной, отнюдь себя несчастным
не чувствует.
Для Татьяны же это вроде фитнеса серьезного уровня:
Его приходы ее опустошают,
как тренировки.
Зато укрепляют мускулы сердечные и подвздошные.
Каждое утро думает о Евгении,
Но с олимпийским сердцебиением:
Словно составляя пазл из маленьких кусочков:
Вспоминая его запястья, ноги, колени.
Пазл «Евгений».
От каждой части пазла – сладко и больно немножко, и остро, как после перца; как будто пальчики-крошки легко ущипнули за сердце.
Самое простое – причислить эту книгу к очередным «Денискиным рассказам» и с удовольствием прочитать небольшую по формату книжку. Посмеяться, развлечься, заодно вспомнить, какие замечательные истории случались в вашем детстве – лучшем из детств.
И это обязательно было бы так, если бы не одно обстоятельство. Оно изменит все – для взрослого, и не изменит ничего – для ребенка. Потому что приключения двух закадычных друзей Вовки и Влади – самое главное в этой книжке, а все остальное не имеет к ним никакого отношения. Ну, или почти никакого.
Они дети, а для детей важен момент настоящего. У тебя есть верный и единственный на всю жизнь друг – это счастье. У тебя есть мама и папа. А у Вовки в ведре живут рыбки. Почему не в аквариуме? Это целая история.
Вовка и Владя вместе гоняют на великах, вместе прыгают через кастрик на пустыре, жарят курицу, подозревают, что к ним в организм вторглись африканские черви, смотрят на звезды и ходят в зоомагазин смотреть на попугаев и рыбок.
С зоомагазина-то все и начнется…
Веселая грустная книжка – одна из тех, которые делают наше сердце больше, добрее и умнее. Не для дошкольников. Для тех, кто читает самостоятельно. Для тех, кто помнит себя ребенком. Для всех, кто понимает, что слезы, пролитые над книжкой, – это бесценное переживание, артефакт взросления.
Замечательные мальчишечьи истории. Жалко только, что у них не может быть продолжения.
По домам мы разошлись без ресниц, бровей и с опаленными чубами. Мама на меня накричала, а папа пошел к Вовкиному папе выяснять, кто из нас больше виноват. Одновременно Вовкин папа шел к моему, чтобы выяснить то же самое. Ни встретились на лестничном пролете. Долго что-то обсуждали, а потом вышли на улицу в ларек. Полночи они сидели во дворе, вспоминали каждый свое детство и долго смеялись. Соседи даже вызвали милицию, потому что наши папы мешали всем спать.
Если кто-то думает, что нас тогда пронесло, то он сильно ошибается: Вовку три дня не выпускали за хлебом вообще, а меня – только за хлебом и кефиром.
Онлайн курс от создателя отделения теории истории мировой культуры в гимназии 1514 (Москва), д.ф.н. В.В.Глебкина. Как думали и видели мир люди...
Учителя словесности, репетиторы и все, кому интересно творчество М. А. Булгакова приглашаются на семинар «Москва Булгакова: страницы творчества и места...
26–29 октября 2024 года в Москве Большой детский фестиваль (БДФ) совместно со школой “Золотое сечение” проведут серию занятий для учителей-словесников...
11–13 октября 2024 года в Санкт-Петербурге Большой детский фестиваль (БДФ) проведёт серию занятий для учителей-словесников и театральных педагогов.
Традиционная методическая конференция учителей словесности – XV Свободная встреча свободных учителей в свободное от работы время – состоится 24-25 августа 2024...
Культурно-просветительское общество “Пушкинский проект” приглашает учителей литературы, русского языка, истории, а также школьников старших классов принять участие в Научно-практическом семинаре...
С 21 по 31 июля в ежегодном полевом лагере «Летняя школа» на берегу Волги в Тверской области будет открыта мастерская...
С 23 по 27 июля 2024 года музей-усадьба Л. Н. Толстого «Ясная Поляна» совместно с ассоциацией «Гильдия словесников» организует VI Летнюю школу для...