Лето – бабушкин пирог. Выпуск №119

Захотелось простых вещей. Это посткарантинное чувство, и оно настолько ласково, позитивно, что его хочется сберечь на подольше, протянуть отсюда и до бесконечности. Захотелось утра, оладушек, солнечного луча на подушке. Речки, грозы, мокрого от росы пиона.

Собственно, я об этом уже писала. Вот здесь, в этой книжке.

И, вбегая в лето, процитирую сама себя. Выну пару абзацев из самой сердцевины книги.

«Обожаю войти в новый день вот так – чтобы солнце мелкими зайчиками скакало по подушке, и сразу, сквозь дрему – божественный запах бабушкиных оладушек. И можно прямо в ночнушке, толком не проснувшись, прибежать в кухню и схватить горячий оладушек. И – в холодную сметанку его, в свежайшую, желтоватую деревенскую сметанку! Или зачерпнуть ложкой землянику и положить ее прямо на толстый кусок черного хлеба!

Ни в одном ресторане мира не найти того, что бывает на бабушкиной кухне!

Первый месяц в деревне я ем, как троглодит, и никак не могу насытиться. Поглощаю бабулины яства целыми тарелками. А они все не заканчиваются, как будто бабушка всю зиму готовила и сейчас просто достает пирог за пирогом из широкого рукава, как в сказке.

Когда я была маленькая, даже засыпала за столом от сытости. Сейчас удается вовремя сбежать – но через пару часов голодные ноги сами приносят меня на кухню.

Мама, когда приезжает сюда, начинает страшно завидовать:

– Как тебе, Юля, удается столько съесть и не толстеть?

Мы с бабушкой загадочно переглядываемся.

Это правда. От бабушкиной еды я совсем не толстею. У нас в классе есть девчонки, которые следят за фигурой. Бедняги! Да я бы с ума сошла, если бы пришлось здесь, у бабушки, сесть на диету!»

Анна Зенькова. С горячим приветом от Феклы. Художник Татьяна Перова. КомпасГид, 2020.

Глубокая и достоверная книга о взрослении, которое всегда приходит не вовремя и никогда не обходится без потерь. Здесь нет места, как в сказке, для деления на добрых и злых. Здесь все – люди, а добрыми или злыми их делают обстоятельства жизни и личный выбор.

Сева не так уж мал, чтобы верить, что его нашли в капусте. И он ни за что не откажется от мысли, что лопоухие уши у него – в папу, а кудрявые волосы – в маму. Это его стартовая точка, мутная, зыбкая, дрожащая, как мираж – но это то малое, что он может назвать своим собственным началом. Потому что ни кудрявой мамы, ни лопоухого папы у него никогда не было. А была Фекла – та, которая обожает запихивать в котлеты килограммы лука, мечтает о шапке с жутким хвостом, с утра до вечера смотрит канал «Культура» и держит на самом видном месте в шкафу суровый кожаный ремень, поскольку Севиным потенциально опасным генам нужна твердая рука.

Так и живут Сева и Фекла вдвоем на белом свете. И было бы так всегда, если бы однажды Сева не заигрался на Пиратском утесе у водохранилища, куда местный завод сливает ядовитые отходы, и не опоздал бы к ужину. Не случись этого, все еще можно было бы исправить – во всяком случае, так думает Сева. Роковые 45 минут сделали свое дело. Сева остается на свете совсем один. Ни лопоухого папы, ни кудрявой мамы. Один. Как теперь жить двенадцатилетнему пацану?

Но там, где заканчивается одна жизнь, начинается другая. И Сева, не погибает, а обретает себя нового. Иллюзии детства постепенно уходят, и на их место приходят настоящая дружба, первая любовь, благодарность, милосердие, преданность, ответственность, желание подставить плечо. Пережить перемены в жизни Севе помогают новые друзья и, как ни странно, враги.  Как знать, может быть именно этот, неожиданный для него самого, выход из детства и помогает герою выжить – и в моральном, и в самом буквальном, физическом, смысле?

Цитата:

Я так испугался, что, проснувшись, тут же рассказал обо всём Фёкле. А она стала смеяться как чокнутая и объяснила, что гены — это что-то вроде характера, который передается по наследству. Потом, уже постарше, я посмотрел передачу про строение человеческого организма, и всё окончательно прояснилось. Я понял, что хоть мои родители меня и бросили, какие-то части их тел остались во мне навсегда. Ну там, руки, глаза, пальцы. Я иногда смотрел на себя в зеркало и думал: «Раз у меня уши лопоухие, то, наверное, папины. А если волосы белые и кудрявые, как у девчонки, значит — мамины». Потом я вообще перестал об этом думать, и про уши, и про волосы, и про родителей. Просто забыл о них раз и навсегда, как отрезал. Словно их никогда и не было вместе с шальными генами под кроватью и ремнем в шкафу. Фёкла им, кстати говоря, так ни разу и не воспользовалась.

Николетта Бортолотти. Матч смерти. Пешком в историю, 2020.

Солнечное воскресенье в начале августа. Стадион «Зенит». Киев. Матч «Флакельф – Старт». «Старт» побеждает со счетом 5:3.

Лето. Солнце. Разросшийся бурьян по краям поля. Нарядные болельщики. Раскаленные бутылки на судейском столе. Футбол.

То, что начиналось, как праздник, было позже названо «матчем смерти». Потому что игра состоялась 9 августа 1942 года в самый разгар войны. А противниками были немецкие военные и советские граждане. И происходило все это на оккупированной территории.

А значит, победителями должны были стать игроки «Флакельфа». Без вариантов. Но победили не они. Потому что футбол не может быть просто игрой. Футбол, как говорит один из участников матча, это жизнь. Даже в матче смерти.

Героиня книги – двенадцатилетняя Саша. Она живет в Городе на берегу огромной, величественной Реки. И все было хорошо, пока Город не оккупировали немцы. С этих пор за Городом появилась Яма, в которую сбрасывают тела расстрелянных евреев и коммунистов. А те, кто еще жив, стали рабами для немцев. Их задача – хорошо работать и выполнять желания нацистов. И любой может получить приказ отправляться на работу в Германию.

Но в Городе жил пекарь Корлик, в груди которого бились сразу два сердца. Он начал писать прошения, чтобы футболистов, оказавшихся в лагерях, выпустили на волю. Так в пекарне Кордика собралась настоящая футбольная команда. Именно она и обыграла немцев в том знаменитом матче.

История вымышленная, но у нее есть свой реальный прообраз. Подлинность сюжета подчеркивается вкраплением воспоминаний тех, кто был свидетелем оккупации. Благодаря им оптимистичный финал не превращает книгу в очередную фантазию на тему. Здесь и истинный драматизм, и трагедия, о которой невозможно забыть, даже если очень захочется.

История войны навсегда с нами. Даже в самый яркий солнечный день.

Цитата:

Кордик считает, что у каждого сорта хлеба есть сердце. Бывает хлеб с толстой шершавой коркой, но с нежным мякишем, - как он, Кордик, и мой отец. А бывает, что под мягкой белой корочкой неподатливая сердцевина – это Аня и моя мама. Есть хлеб изысканный, на молоке или с льняными семечками, - как Макс.

На какой хлеб похожа я? Я долго перебирала, но нет – еще не нашла своего хлеба, и кто знает, найду ли. Кстати, о сердце. Отец говорит, что в груди Кордика, в отличие от остальных людей, бьется не одно, а два сердца – сердце торговца и сердце болельщика. 

Герда Райдт. Мусор. Все о самой неприятной вещи на свете. Перевод с немецкого Марины Виноградовой. Издательство «Мелик-Пашаев», 2020.

Даже у такой противной вещи, как мусор, есть своя история.

Человеку свойственно избавляться от мусора. Считать его врагом.

Но врага надо знать в лицо. Иначе у того появляются шансы на победу. А этого нельзя допускать.

Итак, с чем мы имеем дело? С тем, что нужно выбросить? Или с тем, что еще можно хранить дома? А может быть, с музейным экспонатом? Ведь именно по остаткам мусора, выброшенного много веков назад, мы делаем археологические открытия и – чего уж там – выводы об истории человечества.

Стало быть, мусор может быть полезен?

Может. Но чаще он все-таки вреден. Ведь у него много лиц. Батарейки, например, нельзя выбрасывать просто так. Есть виды мусора, годные для переработки. То есть, мусор тоже может стать чем-то новым: вещами или компостом.

Но так было не всегда. О жизни человека в мире мусора рассказывает исторический раздел этой книги.

Живая, хорошо иллюстрированная книга для будущих экологов. Или для тех, кому важно жить осмысленно и не пускать процесс потребления на самотек.

Цитата:

Иногда мусор даже попадает в МУЗЕИ. Всё началось с того, что сто лет назад французский художник Марсель Дюшан поместил среди картин и скульптур
обыкновенный писсуар, перевёрнутый вверх тормашками, и заявил, что это произведение искусства. С тех пор в музеях и картинных галереях было выставлено немало
всевозможного хлама. Но теперь он уже не считался хламом. А богатые коллекционеры даже покупали его за большие деньги.
Правда, бывали случаи, когда уборщики ошибочно принимали такое современное
искусство за мусор и выносили его на помойку.