Вернуться в детство любой ценой. Выпуск №59

Бывает, дома кажутся большими снаружи, а внутри оказываются совсем крохотными. Или наоборот – сказочным образом «расширяются», стоит нам зайти внутрь. С книгами случается та же история. Бывает, они кажутся нам совсем скромными, память долгие годы выдает нам образ тоненькой брошюрки, а потом мы собираемся перечитать ее уже с нашими детьми, и вдруг книга оказывается довольно увесистой.

Взять, к примеру, сказку о Винни-Пухе. Она ведь совсем не большая, и событий в ней не так много. А нам представляется, что читали мы ее в детстве ооооочень долго, несколько месяцев, а то и целый год.

И правда, одна только экспедиция на Северный Полюс чего стоит!

Или выслеживание Слонопотама: это же не один один день и не одна ночь!

Винни-Пуху девяносто. Редкая игрушка с таким стажем останется как новенькая. Но время навсегда остановилось в мире, который придумал Милн. Все осталось нетронутым: и шипелки-сопелки-пыхтелки, и записки, написанные нетвердой рукой дошкольника, из-за которых происходят разные несуразности, и мудрость Пуха, и наивность Пятачка, Кенга все так же продолжает воспитывать Ру, а Тигра все так же неожиданно выпрыгивает из-за кустов.

Но нам всегда хочется бόльшего. «Еще! Еще!» – по-детски требует наше сознание, наша память, наше желание вернуться к себе маленьким.

Так появляются фанфики.

К 90-летию Винни-Пуха вышла книга с четырьмя новыми историями. И это не простая самодеятельность, а официальное продолжение. Конечно, написал его не сам Милн. Для этого были приглашены четверо совершенно разных британских автора и один художник, оформивший книгу в стиле Шеппарда – первого и главного художника этой книги.

Авторы продолжения, повторюсь, совершенно разные и пишут о разном. Двое известны как детские писатели. Зато двое других – из совершенно иной оперы. Брайан Сибли – документалист, автор книг о том, как создавались знаменитые фильмы («Гарри Поттер») и мультфильмы («Микки-Маус»). Кейт Сондерс известна, скорее, как сценаристка сериала «Пять детей и волшебство». Но при этом все четыре истории о Винни получились такими, как будто их писала одна рука. И это рука Милна.

Прежде всего, это касается общего стиля, в котором многое (да почти все) построено на игре слов, на каламбуре – не на информации, а на каких-то обрывках разговора. История рассказывается так, как мы обычно разговариваем с самыми близкими людьми, которые поймут нас в любом случае.

Кристофер Робин пропадает из поля зрения Пуха и оставляет загадочную записку: «УШОЛ К АТАЦЦО». Таинственный Атаццо раскрывается только тогда, когда Винни и его друзья, преодолев множество препятствий, найдут, наконец, самого Кристофера. Но пока они ищут, мы-то уже догадались, что он просто ушел кататься!

И эта протянутая через время словесная игра подтверждает, что продолжения истории о Винни-Пухе – это тоже часть подлинника, а не просто копии, как это казалось при первом знакомстве.

Тимоте де Фломбель. Нетландия. Куда уходит детство. КомпасГид, 2018.

Название этой страны переводится на русский по-разному. Нетландия – самое нейтральное из них. Лично мне ближе перевод с «временной» доминантой – «Нет и не будет», например. Потому что ты плывешь и заплываешь все дальше в океан, а детство остается на Острове, который ты больше никогда не увидишь, даже если верно рассчитаешь координаты, даже если научишься великолепно ориентироваться по звездам – ты не доплывешь до него никогда.

И у всех этот Остров разный.

Тимоте де Фломбель, невероятный, тонкий и окончательно взрослый Тимоте де Фломбель пытается осознать, почему его собственное детство вырастило в нем человека, который видит столько красок, различает столько мельчайших деталей, распознает тысячи самых неразличимых следов. Ведь многие на его памяти были в двух шагах от этого, но, вот, они прошли мимо и продолжают скользить по своей жизни мимо, мимо…

Дедушка и бабушка – такие прекрасные, редкие. Сонет, сочиненный маленьких Тимоте по просьбе деда для восьмидесятилетнего друга его детства. Лес, море, пляж, старый дом, электрическая железная дорога и чудо, скрытое высокой травой.

И в то же время: «Детство – это плен», «мы слеплены из детства и всю жизнь живем, прислонившись спиной к его сумрачным стенам», «ужасающее чувство вины за пустяковые проступки».

Эта книга не сюжетна. Как не сюжетно и само детство. Скорее, это высокая поэзия, романтическое посвящение прожитому, пережитому, перемолотому в памяти. И, если истории из детства обычно вызывают любопытство, читаясь, как биография писателя, то «Нетландия» Тимоте де Фломбеля – это источник щемящей печали на сердце, красоты и нежности к тем, кто тогда был для нас самым значимым, самым незыблемым, и кого больше нет. И не будет. Выходит, на Острове живут не только дети? Но и дедушка, однажды написавший бабушке: «Я сказал Вам однажды, что посвящу всю свою жизнь заботе о Вашем счастье…»

Не бывает счастья узконаправленного, локального. Если живешь рядом с теми, кто заботится не о хлебе насущном, а о насущном счастье, оно захватит тебя – на время или навсегда. И это ключ ко всей книге.

В «Нетландии» есть и другие ключи. Здесь, среди поэтически настроенных строк, найдется разгадка Острова. Ведь Остров – это…

Цитата:

Я понятия не имел, пригодится ли мне когда-нибудь весь этот хлам. Есть сети такого плетения, что на них можно ловить только крупную рыбу. Но есть ли ячейки, которые пропускали бы крупное и удерживали мелочь? Кто сумеет сплести такую странную сеть?

Как поймать одно только детство и сделать так, чтобы там, на дне сети, его не расплющили взрослые, которые вечно давят и удушают своим весом и значительностью?

Я верил: есть на свете страна, где детство живет в безопасности и остается прежним, даже когда мы вырастаем. Далекий, всем забытый край.

Ольга Громова. Сахарный ребенок: история девочки из прошлого века, рассказанная Стеллой Нудольской. КомпасГид, 2018.

Разве это новинка? «Сахарный ребенок» был издан несколько лет назад, имел большой успех, знаком всем и каждому. История маленькой Стеллы Нудольской, в нежном детстве оказавшейся в киргизской ссылке как ЧСИР – член семьи изменника родины, пережившей такое, что не каждому взрослому по плечу…

Если сложить вместе детали ее новой жизни, вместе они просто исключают человеческую жизнь. И жизнь маленькой Стеллы не раз оказывалась под угрозой. Что помогло ей выжить? Может быть, способность детской психики запоминать только хорошее? Или твердая установка на выживание, с которой шла по жизни ее мама? Или это сказки, которые читала ей на ночь мама, и которых хватило на годы ссылки и последовавшие за ними, вплоть до реабилитации?

Когда заканчиваются сказки, начинается жизнь. Поэтому, когда заканчивается первая, уже знакомая нам по предыдущему изданию, часть, начинается вторая – «Как это было на самом деле». Это подтверждение документальной основы «Сахарного ребенка» – исторический фон, который, как лакмусовая бумажка, способен опровергнуть или доказать правдивость рассказа.

Книга, выпущенная издательством «КомпасГид» в этом году, – не просто очередное издание. На этот раз «Сахарный ребенок» издан специально для взрослых, и потому книга принципиально отличается от предыдущей, детской.

И на этот раз читателю придется разбираться самому, что именно он держит в руках: документ эпохи или повесть. Может быть, ему поможет в этом послесловие, написанное Евгением Ямбургом. Его «Воспитание правдой» предназначено тем родителям, которые считают, что истории, подобные той, которую рассказала Стелла Нудольская, не предназначены для детских ушей и детской психики. Вырастут, мол, сами разберутся.

Можно ли воспитывать правдой? Или это устаревший инструмент, рудимент эпохи, ушедшей вместе с Корчаком и его правилами жизни? Может быть, ребенку лучше жить в счастливом неведении о том, что, возможно, пережили его деды и прадеды? Держаться подальше от реальности – и создавать новую реальность?

Это вопрос для дискуссии, которая будет длиться вечно. Но, пока мы дискутируем, дети растут. И иногда к возрасту зрелости они просто не имеют ресурса, чтобы разобраться.

А книга давно уже живет собственной жизнью. Все больше находится свидетелей рассказанной Стеллой Нудольской и Ольгой Громовой истории – живых подтверждений тому, что жили на свете маленькая девочка Стелла и ее мама. И однажды они сели в поезд и поехали далеко-далеко…

Цитата:

Он затронул очень тревожное, про что я даже думать боялась… И я взорвалась.

– Вы что, совсем… – я махнула рукой, не придумав вежливого окончания. – Как же я буду ей жаловаться?! У мам же руки болят! Мы даже есть ходим самые последние, когда уже все остынет. У нее руки горячую миску держать не могут!

Он отвел глаза. И меня понесло.

– Я сама каждое утро слышу, как бригадирша кричит на маму: «Ну ты, белоручка колченогая, опять ни хрена не держишь, – это такой рубанок, наверно, – пойдешь саман сушить». А мама ничего не сушит, она целый день большущие кирпичи переворачивает. Вон с той стороны хорошо видно площадку. Я же вижу оттуда, как мама работает. Она все наклоняется и переворачивает. А у нее нога не гнется, она на одной ноге наклоняется. Ч она, вам, цапля, что ли, чтобы на одной ноге стоять? Она потом на коленках там ходит! – бушевала я. – У нее коленки уже распухли, а мама никому даже не жалуется. Она мне всегда улыбается.

Дима Зицер. (не) Зачем (не) идти в школу? Откровенные разговоры о детях, родителях и о том, кто, у кого и чему может учиться. Дискурс, 2018.

Бред. Либеральный бред. Бредовые западные идеи. Гадание на кофейной гуще. «Какие-то "водянистые" размышления о том, как надо воспитывать-образовывать-учить-любить детей». «Впервые за свою жизнь: мы сожгли книгу!»

«Много дельных мыслей. Автор вовсе не призывает к либерализму: дайте ребенку выбор!»

«Какой же бре-е-е-ед. Именно поэтому так много молодежи сейчас просто невозможно тупые) Зачем учится? Все же само собой придет. А не придет - значит не надо. Видимо кто-то очень хочет оболванить нас окончательно, чтобы управлять было проще» (орфография и стилистика принадлежат автору цитаты).

«В книге нет описания модели новой школы или тому подобного.

В этой книге есть гораздо большее: Дима открывает глаза родителям на мир их детей, на то, что нужно чуть больше подумать и над тем, как и ты сам хотел бы, чтобы прошла твоя жизнь». 

Увлеклась я что-то. А, с другой стороны, нет ничего увлекательнее, чем чтение отзывов на талантливую книгу. Жанр сродни вестерну: стреляю не глядя и без промаха, спасайтесь кто может.

Диму Зицера многие слышали по радио. И те, кто слышал, прежде всего, понимают: этот человек совершенно убежден в том, что пытается до нас донести. И в том, что математика – не для всех. И в том, что (шепотом) таблицу умножения не нужно учить так рано. И в том, что если ее не выучить в 7-8 лет, то ребенок не сможет стремительно и необратимо отупеть. И в том, что ребенок – не подчиненный, не бесправный, не крепостной. Это вообще другой человек, не мама и не папа, и у него своя судьба, своя планида…

«Судьба», «планида» - это чтобы меня поняли те, кто воспитан на абсолютном подчинении и заучивании правильных идей. (Есть такие идеи, которые правильные, а есть – которые неправильные, опасные и фу-фу-фу.) А те идеи были заучены еще раньше. И вот результат – мир другой, а идеи все те же. Они могут быть смешными, а могут быть и вредными. Но часто выглядят, как средневековый сборник аптечных рецептов: «Смешайте масло с землей и приложите к больному месту».

Можно соглашаться с автором или не соглашаться. Можно попробовать прожить один день в стиле Зицера – и на собственном опыте проверить эффективность его советов. Он ведь ничего не особенного не советует: просто любить ребенка и четко при этом понимать, как можно поступать с любимым человеком, а как – не стоит. Это основное, а что конкретно вы построите на этой идее, дело ваше и никто вас ни к чему не принуждает. Дима Зицер взял и построил диалоги (что важно), а из них уже сложилась книжка.

Ради каких ценностей мы отвергаем любовь?

Но не этот вопрос волнует меня в первую очередь. Кто ж вас научил книжки-то жечь, друзья мои?

Цитата:

Однажды к нам в гости пришел мальчик лет трех. И его замечательная мама весь вечер демонстрировала различные умения сына. К концу он уже совершенно изнемог. Вот они уходят, мама ему говорит: «Что нужно сказать?» Ребенок совершенно дезориентирован и не знает, что сказать. «Приходите…» – подсказывает мама. «…тараканы!» – выпаливает мальчик. Все, что выдала его механическая кратковременная память. Плохо это или хорошо?