Что делать начинающему зрителю, когда закрылся занавес

Как по-разному мы смотрим одни и те же спектакли! Как по-разному мы их воспринимаем! У взрослого зрителя после увиденного театрального спектакля могут возникнуть совершенно различные рецептивные реакции.

Если зритель не развит – у него нет и потребности думать над спектаклем, нет никакого «послевкусия». Он воспринимает любое эстетическое явление (в том числе – и театральную постановку) в режиме «полярных оппозиций»: черное – белое, хорошо – плохо, понравилось – не понравилось. Такое восприятие не предполагает наличие каких-либо нюансов, оттенков, полутонов и, тем более, наличие каких-либо сомнений по поводу «правильности», а точнее – степени «адекватности» увиденному собственной точки зрения.

Если же взрослый зритель развит – то все оказывается гораздо сложнее: потому что либо увиденное ему серьезно понравилось, либо оно – всерьез не понравилось. И в том и в другом случае – после спектакля у такого зрителя происходит какой-то внутренний анализ, и как следствие – происходит и собственное осмысление увиденного. И поскольку у него нет проблемы с коммуникацией, он, если ему это окажется нужно, – всегда легко найдет, с кем ему этот спектакль обсудить и с кем поделиться своими ощущениями или сомнениями. Если же у него появится потребность в какой-то информации или возникнут какие-то вопросы – он всегда без труда обнаружит, где что взять.

У маленького, начинающего зрителя все иначе, и главное – у него все еще более сложно.

Первое, что для таких зрителей совершенно необходимо после спектакля, – им надо немедленно выплеснуть то, что возникло у них внутри в процессе восприятия театрального спектакля. Им чрезвычайно важно все это как-то материализовать, воплотить в слове, «вербализовать» – причем сделать это сиюминутно, «здесь и сейчас». А для этого им надо общаться. Общаются они, как правило, с педагогом, который ведет их на спектакль.

Ущербность подобного общения сомнений не вызывает: детей много – учитель один, каждый ребенок хочет что-то сказать – а надо идти домой. Никакого времени на разговоры не остается. И даже если учитель изыщет возможность на занятиях по литературе поговорить об увиденном – это будет лишь на следующем уроке, скорее всего – через несколько дней, и тоже, к сожалению, на бегу. Времени и на уроке будет крайне мало, а детей по-прежнему много. Высказаться всем не удастся. И тем более, не удастся высказаться тем, чья точка зрения на спектакль еще пока не сложилась и кому требуется некая «специальная» умственная деятельность по поводу увиденного. На такого ребенка уж точно на уроке времени не хватит!

И, на самом деле, роль преподавателя на подобном уроке должна быть совершенно особой: его задача – разговорить детей, «выведать» у них то, что они реально подумали или только почувствовали в связи с увиденным или непосредственно после него. Его задача – вскрыть эмоциональный «черный ящик» каждого маленького зрителя, помочь ему выплеснуть свои чувства и впечатления. Ребенок ведь не знает, что у него спрятано там, внутри.

При этом педагог может использовать самые различные формы и варианты «послетеатрального» общения. Оно может быть как устным, так и письменным. Это могут быть домашние письменные работы, а затем – чтение письменных работ в аудитории с последующим их обсуждением. Это может быть просто обсуждение спектакля в классе, причем – как по предварительно предложенным вопросам учителя, так и «спонтанно» – в свободной форме.

И сами письменные работы по поводу спектакля тоже могут быть самыми различными – от простых отзывов до сложных аналитических, развернутых «высказываний» или того, что я называю послевкусием.

Послевкусие – это особый вид письменной работы, у которой нет практически никаких обязательных признаков. А значит – к ней не может быть предъявлено никаких особых, категорических учительских требований. Ибо это максимально свободный жанр письменной речи. Единственное условие – это не должен быть пересказ увиденного, суть работы – в попытке передать свои собственные мысли и ощущения, впечатления от театрального спектакля.

Причем впечатления эти могут касаться буквально всего – и того, с каким чувством ребенок шел в театр, и что ожидал увидеть, и насколько оправдались или не оправдались его ожидания, и как он смотрел спектакль, и насколько его захватило происходящее на сцене, или, наоборот, как оно оставило его абсолютно равнодушным. Он может написать о том, менялось ли его восприятие на протяжении спектакль, а главное – о том, что от театральной постановки осталось в его душе или в его голове.

В общем – аспектов для послевкусия у ребенка может быть великое множество. Никто никакого плана ему не предлагает. И нигде не сказано, что в работе должно быть отражено обязательно.

Понятно, что в процессе писания подобной работы у ее автора – даже самого юного – возникает желание как-то объяснить свою эстетическую «позицию» или разобраться в собственным зрительских ощущениях.

И с этой точки зрения, послевкусия как жанр рецептивной письменной работы оказывается чрезвычайно полезным и продуктивным, поскольку он становится источником «театрально-зрительского» и шире – эстетического – роста, ведь саморефлексия каждого ребенка, крайне важная сама по себе, возникает как бы на двух уровнях: не только в связи с собственно увиденным на сцене, но главное – и в связи с собственными эмоциями от увиденного, т.е. происходит осмысления и самого спектакля, и своих ощущений по его поводу.

Для этого их приходится сначала каким-то образом формулировать, а затем как-то обосновывать, объяснять.

И в данном случае абсолютно не важно, понравился или не понравился автору работы спектакль, более того – не так уж и важно, насколько удалось ему увиденное понять и даже адекватно воспринять.

Ведь и в случае совершенного непонимания спектакля уже сама по себе попытка как-то зафиксировать и осмыслить собственное его восприятие является несомненным мощным фактором зрительского роста. А значит, эта работа «про непонятое» или «про дурацкое» в данной театральной постановке есть мощный задел для будущего «зрительского» понимания. Это то, что реально, практически работает на более адекватное восприятие спектакля следующего, а значит, работает на эстетическое формирование личности – в самом широком смысле этого слова, а конкретнее – на «взращивание» ребенка как настоящего театрального зрителя.

На самом деле, такого рода послевкусия в идеале предполагают дальнейшее индивидуальное общение преподавателя с каждым из авторов этих работ. Ведь любое такое послевкусие – это сугубо личностный, «отдельный» взгляд на увиденное на сцене. Подобная работа требует и отдельного внимания, и специального, профессионального (или хотя бы просто взрослого!), а главное – заинтересованного прочтения и восприятия, а затем – и комментирования. Увы, на такого рода работу с каждым ребенком у педагога, конечно же, не хватает времени.

И все выше сказанное приводит нас к одному совершенно естественному выводу: очень многое (если не все!) могут взять на себя заинтересованные родители. Но для этого они должны стать полноправными, а точнее – равноправными участниками процесса театрального воспитания. Т.е. они должны начать с того, что просто купить билеты и пойти вместе с ребенком в театр. И тогда у них возникнет совершенно особая роль: не просто родителей – но со-участников этого процесса.   Для этого они обязательно должны сначала стать «со-глядатаями», теми, кто смотрит вместе, видит вместе, а значит, и воспринимает вместе.

И тогда после спектакля у ребенка не просто появится возможность высказаться по поводу увиденного – это будет уже совсем другая история. Поскольку возникнет диалог двух равноправных (хотя, возможно, абсолютно взимоисключающих друг друга, но от этого еще более интересных!) восприятий. И тогда интересно будет поспорить, а потом, может быть, еще раз вернуться к разговору об увиденном. А потом так интересно будет прочитать детское послевкусие и его обсудить. И тогда мы увидим, как раз от разу будет не просто меняться – будет углубляться точка зрения ребенка по поводу спектакля.   Мы обнаружим, что наш маленький театральный зритель проходит определенные и очень важные, совершенно необходимые для   зрительского роста этапы осмысления увиденного на сцене.

И это будет настоящая жизнь со спектаклем после спектакля.

В противном случае – каждый спектакль будет забыт на следующий день. И это будет самое грустное, что может ожидать наш детский театр. И это будет самое грустное, что может ожидать и наш взрослый театр – ведь скоро ребенок станет взрослым, а отношение к театральному спектаклю как к ничего не значащей однодневке у него уже останется навсегда.

А главное – это будет самое грустное, что может ожидать ребенка, для которого театральный мир так и не стал воплощением красоты и тайна, не стал местом, куда зовет душа и где его ждут восторг и наслаждение.

Текст: Ирина Коган