Ольга Токарчук – лауреат Нобелевской премии по литературе

Широко известная в Европе, переведенная более чем на 20 языков, ее имя едва ли что-то скажет российскому читателю.

Два года назад я участвовал в научной конференции в Ягеллонском университете в Кракове. На прощальном банкете я сидел рядом с профессором литературы этого университета. Говорили о разных необязательных вещах и между делом я поинтересовался: "Кого мне почитать? Кто в польской современной литературе самый-самый?" И она ответила: "Читайте Токарчук. Ее не любят традиционалисты, консерваторы всех мастей, которых в Польше полно, ее не любят католики, но ее надо читать". На следующий день в книжной лавке я выбирал себе чтение из одиннадцати представленных там романов Токарчук. Продавец посоветовал: "Начните с "Правек и другие времена" – это ее главный роман". Правек – это крохотная деревня в Кресах, польской территории, где встречаются Восток и Запад. Начинается война, во всем мире происходят катастрофы, но до Правека доходит лишь их тихое эхо, время в деревушке замедляется и только жернова местной мельницы как бы перемалывают зерна времени, превращая его в муку, в пыль. Там же ("Новое литературное обозрение") вышел другой роман Токарчук – "Последние истории": пути бабушки, дочери и внучки разошлись много лет назад. Сегодня же Параскева, Ида и Майя оказались в обличии смерти, каждая по-своему, в одиночку должны прожить этот опыт. Их истории – хроника трагического исчезновения человека в потоке времени. Последний перевод Нобелевского лауреата на русский – роман "Бегуны", где автор снова возвращается к теме времени. Из аннотации: "Мы все путники в этом мире. Кто-то странствует с целью, кто-то без. Кто-то движется сквозь время, кто-то сквозь пространство. Что значит – быть путником, путешественником, бегуном?" Мы все устремлены в будущее, движемся туда все быстрее. Куда мы мчимся? Проза Токарчук – это глубоко философская, очень польская, т.е. элегантная, тонкая проза. Жанрово разнообразная, но всегда качественно, по-европейски крепко сшитая. У нее есть и детектив, не переведенный пока у нас - "Веди свой плуг по костям умерших". В отдаленной от мира горной деревушке живет со своими собаками Янина Душейко – эксцентричная пожилая женщина, любительница астрологии, которая в свободное время приглядывает за пустующими домами своих соседей и переводит стихи Уильяма Блейка. Неожиданно в округе поднимается волна убийств охотников. Неужели это звери начали отбирать жизни у своих убийц? Так предполагает Душейко, ведь это Блейк написал: "Блуждающая по лесу серна / Душе человеческой несет тревогу". Нобелевская премия Ольги Токарчук – это праздник литературы. Ольга, дочь украинских эмигрантов, не пытается соответствовать вкусам книжного рынка, не ищет славы, незаметно живет в небольшом домике во Вроцлаве, где окончила психологический факультет университета. Литературу понимает как разговор автора и читателя, разговор глубокий, густой, внутренне сложный, но полный значительности и неуверенности в высказанной мысли, пытается раскрыть глубину, скрытую в повседневности.

Обычно свой первый гороскоп человек составляет на самого себя. Так это было и со мной. Получилась некая конструкция, основанная на круге. Оглядывалась с удивлением – это я? Передо мной лежал проект меня самой, черновик моего собственного «я», самый простой и одновременно самый сложный из возможных. Зеркало, заменяющее чувственный образ геометрическими измерениями. То, что казалось мне в себе привычным и очевидным - исчезло. Остался характерный разброс точек, символизирующий планеты на небосводе. Ничто не стареет, ничто не изменяется, места соединения планет – только это постоянно. Час рождения поделил область круга на дома и таким образом пересечения стали практически неповторимыми, как линии на пальцах.

Думаю, что каждый из нас, глядя на свой Гороскоп, переживает амбивалентные чувства. С одной стороны, он горд, что на его индивидуальной жизни отпечатывается небо, как на письме почтовая печать с датой и таким образом он – избранник, единственный в своем роде. Но в то же время он невольник с вытатуированным тюремным номером. Без возможности побега. Не могу быть никем другим, кроме того, кто я есть. Страшно. Хотелось бы думать, что мы свободны и в каждый момент можем сотворить себя заново. И что наша жизнь совершенно зависит от нас. Эта связь с чем-то настолько огромным и монументальным, как небосвод нас угнетает. Нам бы хотелось быть маленькими и тогда наши грешки можно было бы простить.

Но я убеждена, что надо основательно изучить нашу тюрьму.

По профессии я инженер по строительству мостов. Я уже говорила об этом? Строила мосты в Сирии и Ливии, около Эльблонга и два в  Подлесе. Тот, который в Сирии, был удивительный: соединял берега реки, которая возникала только временами – вода текла по руслу два-три месяца, а потом впитывалась раскаленной пустыней и русло становилось чем-то напоминающем бобслейную трассу. По ней гоняли дикие Собаки из пустыни. Самым большим удовольствием для меня всегда была трансформация воображения в числа. Из этих чисел возникал конкретный образ, потом рисунок, затем – проект. Цифры собирались на моем листочке и со смыслом там располагались. Я очень это любила. Талант к алгебре пригодился мне для составления Гороскопов, когда все надо было вычислять логарифмической линейкой. Сегодня это уже не нужно: существуют готовые компьютерные программы. Кто еще помнит эту линейку, когда лекарство на утоление голода знаний – одно нажатие мышки? Однако именно в то время, когда я проживала лучшее время моей жизни, начались мои Недуги и я должна была вернуться домой. Долго лежала в больнице, но так и не стало известно, в чем причина моих недомоганий.

В свое время я спала с одним Протестантом, который строил автострады, так вот он, видимо, цитируя Лютера, говорил, что тот, кто страдает, видит спину Бога. Я тогда задумалась: речь идет о плечах или о заднице? Как выглядит эта спина Бога, если мы даже не способны представить его спереди? Выходит, что тот, кто страдает, имеет к Богу особенный вход, через кухню, как избранный, постигает какую-то истину, которую трудно было бы понять без страдания. В определенном смысле ведь здоров только тот, кто страдает, как бы это не казалось удивительно. Думаю, что это все складывается в некое единство.

Целый год я совсем не ходила, а когда Недуги стали потихоньку отступать, я уже поняла, что не смогу строить мосты на реках пустыни, что не смогу отходить слишком далеко от холодильника с глюкозой. Ну вот, сменила профессию и стала учительницей. Работала в школе и учила детей разным полезным вещам: английскому, рукоделию и географии. Я всегда старалась полностью завладеть их вниманием и сделать так, чтобы они запоминали важные вещи не из страха двойки, а из настоящего увлечения.

Это доставляло мне огромное удовольствие. Дети всегда интересовали меня больше, чем взрослые, потому что я и сама немного инфантильна. Ничего в этом нет плохого. По крайней мере хорошо, что я об этом знаю. Дети гибкие и мягкие, открытые и без претензий. Не ведут small-talks, которыми каждый взрослый умеет заболтать свою жизнь. К сожалению, чем старше, тем более люди поддаются власти разума, становятся, как бы сказал Блэйк, гражданами Ульро и уже не так легко и естественно позволяют вывести себя на истинный путь. Меня особенно радуют маленькие дети. Которые постарше, скажем, старше десяти лет, были еще более отвратительны, чем взрослые. В этом возрасте дети теряют свою индивидуальность. Наблюдала, как они костенеют, неизбежно входят в возраст созревания, и благодаря этому постепенно становятся зависимыми от того, чтобы быть такими, как все. Немногие еще переживали внутреннее сопротивление, пытались преодолеть новую форму жизни, но в результате и они почти все капитулировали. Никогда не старалась быть с ними рядом – это было бы так, как если бы я должна была в очередной раз быть свидетелем Грехопадения. Чаще всего я учила детей до этого возраста, до пятого класса.

В конце концов меня отправили на пенсию. Считаю, что слишком преждевременно. Трудно это понять, поскольку работала я хорошо и опыт у меня был большой, и никаких проблем на голове, исключая мои Недуги, которые, однако, время от времени давали о себе знать. Поехала я в Управление, предоставила им разные справки, грамоты, удостоверения, чтобы мне дали возможность работать дальше. К сожалению, мне не повезло. Время было нехорошее: реформы, оздоровление системы, смена программ и растущая безработица.

Потом я искала работу в другой школе, еще в одной, а потом и еще в одной, на полставки и на четверть, и почасовиком. Я бы взяла и минуты, если бы мне только дали, но я везде понимала, что за мной стоит множество других, молодых и чувствовала, как они нетерпеливо дышат мне в спину, переступают с ноги на ногу, хотя профессия эта неблагодарная и низкооплачиваемая.

Только здесь мне удалось. Когда уже я выехала из города, купила этот домик и начала работать сторожем недвижимости соседей, вот тогда пришла ко мне известная здесь, в горах, молоденькая директор школы. Сказала, что знает, что я учительница. Сказала в настоящем времени и это меня особенно тронуло, поскольку моя профессия – это образ мыслей, особая форма ментальности, а не отрывочные занятия. Предложила мне несколько часов английского в ее школе с маленькими детьми, теми, которых люблю. Вот я и согласилась и раз в неделю начала учить детей английскому. Семи и восьмилетки, которые к учебе относятся с большим энтузиазмом, но очень быстро охладевают. Директор хотела дать мне еще и музыку, видимо слышала, как мы поем «Amazing Grace», но это было бы уже выше моих сил. Достаточно того, что каждую среду я спускаюсь с гор в деревню в чистой одежде, должна быть причесана и иметь легкий макияж, мажу зеленым карандашом веки и пудрю лицо. Все это отнимает у меня много времени и терпения. Я могла бы еще сдать нормы ГТО: я высокая и сильная. Когда-то занималась спортом. В городской квартире где-то все еще валяются мои медали. Правда, в связи с моим возрастом на сдачу ГТО уже не осталось никаких шансов.

Признаюсь, однако, что теперь, зимой, мне нелегко туда добираться. В этот день я должна встать раньше, чем обычно, затемно, подложить в печь дров, очистить от снега моего Самурая, а иногда, если стоит подальше, возле дороги, то пробраться к нему по снегу, в чем, согласитесь, мало приятного. Зимние утра сделаны из стали, имеют металлический вкус и острые края. В среду, в семь утра, в декабре становится понятно, что мир не был сотворен для Человека, и уж наверняка не для его удобства и удовольствий.

Отрывок из главы "Уран в доме льва" романа Ольги Токарчук "Веди свой плуг по костям мертвых" в переводе Владимира Алексеева, на русском языке публикуется впервые