Вряд ли Александр Сергеевич предвидел, что когда-нибудь станет не памятником нерукотворным, а нерукотворной скрепой. И неформальным символом нашей любви к ближнему. Ведь из «нашего всего» он как-то незаметно для нас самих перешел в категорию «родные и близкие».
Если бы Петр Первый жил в наше время и ему пришло бы в голову основать Кунсткамеру, он собирал бы книги для подростков – в хорошем смысле этого слова. Как диковины. Как свод проблем общества в их предельном заострении.
Иной раз случаются такие встречи, от которых не просто остается мутный осадочек, а образуется вязкое болотце, из которого выбираешься, тяжело волоча ноги. Хотя и понимаешь, что никогда, ни при каких обстоятельствах, не будешь говорить, думать, проявлять себя, как тот, которого тебе так безжалостно подсунула судьба. И это не просто неприязнь, - это дрожь иной системы цивилизации.
Кто хочет стать Гамлетом? Нервно слоняющимся из угла в угол, пытаясь переварить неожиданно – и навсегда – пришедшую мысль о несправедливости всего сущего. Мысль решительно не переваривается, куда ее ни помести – ни на кладбище, ни на театральной сцене. Ну, никак. И ты все необратимее погружаешься в болото, все крепче вмуровываешь себя в тюремную стену. Выхода нет.
Когда-то у всех нас было множество разных журналов. Одним из самых серьезных была «Наука и жизнь» – толстая книжка с узнаваемым и сохранившимся по сей день дизайном. Читали его всей семьей. Сначала осваивали научную часть. Затем искусство. В самом конце шли практические советы. И только потом, на сладкое – инспектор Варнике.
– Эх, – вздыхает пятидесятилетняя яркая женщина, всю жизнь прожившая в родной деревне, – если б я была мужиком, я бы… у-у-ух!
Иногда посреди общего разговора неожиданно возникает тема книжек из детства – тех самых, с единственно правильными картинками и узнаваемыми заломами на страницах.
Когда ты двадцать с лишним лет занимаешься делом, которым никто никогда не просил заниматься официально, за которое ты не получаешь зарплату, ради которого ты оставляешь родных, не спишь ночами, ты на двадцать первый год вдруг да и задумаешься: и что ж такое из этого за эти годы получилось?
А ведь мы действительно не осознаем своего настоящего! Разрываемся между прошлым и будущим – книгами, которые уже написаны, и грядущими экзаменами, планами, достижениями…
Времена года со школьных лет рефлекторно ассоциируется с русскими писателями. Осень – Пушкин, весна – Чехов. Осенью пышно увядаем вместе с природой, весной продаем вишневый сад.
Гильдия словесников
Объединяет всех, кто творчески работает со словом: учителей, преподавателей, учёных-филологов, библиотекарей, писателей, музейщиков, журналистов.
Узнать больше...